Все дальнейшее происходило настолько быстро и четко, как будто многократно репетировалось на месте событий. Все посвященные в суть операции участники действительно репетировали, только не на месте, а по схеме, любезно нарисованной Сердюком. Еще в ходе этих репетиций у меня возникла мысль первым движением схватить не конверт, а бутылку и на прощание врезать Дику по черепу. Но после тщательного обдумывания всех возможных последствий и консультаций со Скворцовым я отказался от этого варианта, хотя он и казался мне весьма перспективным. И отказался не столько потому, что сначала следовало по логике операции хватать не бутылку, а конверт с документами, ради которых я и пришел в ресторан, и даже не потому, что не к лицу образованному и в общем-то достаточно воспитанному человеку, тем более дипломату, заниматься международным хулиганством.
Главным аргументом было то, что мы имели на Дика кое-какие виды и хотели, чтобы он вышел из этой истории в полном здравии и с минимальными потерями, то есть без серьезных повреждений, которые в дальнейшем могли бы отразиться на его моральном и физическом состоянии и служебной карьере.
В наступившей кромешной темноте я моментально схватил конверт и устремился по пути, известному только мне и Сердюку. На ходу я расстался с конвертом, потому что выбираться с ним из ресторана при всей гарантированной безопасности моего бегства было бы просто неразумно: в случае моего задержания меня уже ничто не спасет от крупных неприятностей, а если при мне не будет этих документов, то я смогу еще поторговаться.
За моей спиной раздавались вопли публики, звенела посуда, опрокидывались столы и стулья, в разных местах зала вспыхивали драки — то есть все происходило именно так, как срежиссировал этот спектакль Сердюк. Где-то там, в этой мятущейся, охваченной паникой толпе, рыча от ярости и разбрасывая в стороны перепуганных женщин и дерущихся мужчин, рвался к выходу из ресторана осатаневший Дик. Почему именно к выходу? Да потому, что в первую минуту, ослепнув от неожиданно наступившей темноты, он инстинктивно устремился туда, куда по обывательской логике должен был броситься и я. Но уже во вторую минуту моя мгновенная реакция на отключение света и столь же мгновенное исчезновение в заданном направлении должны были навести его на мысль, что все происходящее в ресторане не является нелепой случайностью, ибо это комбинация по захвату важных документов, организованная на высоком профессиональном уровне, а следовательно, все попытки перехватить меня на выходе из ресторана или у машины обречены на неудачу, потому что настоящий профессионал всегда уходит в противоположном от выхода направлении.
И тогда Дик понял, что, несмотря на то что в ресторане и вокруг него были люди Бодена, мне все равно удастся уйти и что теперь его ждут крупные неприятности. Он громко выругался и прекратил бесполезную погоню.
Но мне было не до Дика и его переживаний. Я мчался по вызубренному на память и многократно мысленно пройденному маршруту, в несколько прыжков преодолевал коридоры, короткие лестничные марши, полуподвальные и подвальные переходы, в двух местах предусмотрительно приготовленными брусьями закрыл за собой двери, чтобы отсечь возможную погоню, хотя ни один из посетителей ресторана без предварительной подготовки ни за что не повторил бы этот замысловатый маршрут.
К ручке одной из дверей, ведущей в подземную галерею, был подвешен электрический фонарик, но это было так, на всякий случай, если в подземной галерее, по которой мне предстояло пробежать заключительный участок маршрута, вдруг не окажется света. Но свет горел, фонарик был мне не нужен, но я все же прихватил его с собой и бежал до тех пор, пока не увидел еще одну дверь, закрытую на внутренний засов. Отодвинув засов, я открыл дверь и оказался в маленьком глухом дворике за два квартала от ресторана «Карпаты».
Здесь не было кустов, но тем не менее «случайно» стояла задрипанная маленькая машинка неизвестной мне марки с местным номером. Если бы я не знал, что эту машинку к операции готовили отличные механики, я бы, наверное, усомнился в ее способности вообще тронуться с места, не говоря уже о том, что мне предстояло проделать на ней значительную часть пути до советского посольства.
Но я это знал, поэтому не удивился, когда мотор завелся с полуоборота и глухо заурчал сотней лошадиных сил. Мощность мотора явно не соответствовала размерам машины, но меня это тоже не удивило: мощный мотор гарантировал ей хорошее стартовое ускорение и возможность ухода от любой погони.
Я бросил фонарик на сиденье, быстро снял пиджак, сорвал галстук, напялил на себя замызганную кожаную куртку, валявшуюся на сиденье, из «бардачка» вытащил такую же замызганную кепку и таким образом в считанные секунды изменил свой внешний вид.