Теперь мне еще больше хотелось быть достойным сыном своего отца…
Что было потом?
Прошло полгода, и меня снова вызвали в Москву, в управление кадров, а в сентябре шестьдесят второго года я приступил к учебе в разведывательной школе.
Пока я овладевал новой для меня разновидностью чекистской профессии, волна реабилитации жертв сталинских репрессий стала постепенно затухать. Все меньше и меньше говорилось и писалось о преступлениях «вождя всех народов» и его «верных соратников», а когда я закончил учебу, едва набравшая силу «оттепель» снова сменилась холодом и безразличием к судьбам тех, кто сложил свои безвинные головы в годы репрессий.
Потребовалось еще целых двадцать пять лет, прежде чем эта очистительная волна всколыхнулась снова, на этот раз уже окончательно и бесповоротно. И хотя время сделало свое дело, и в живых осталось не так уж много жертв и палачей, справедливость восторжествовала, и каждый получил то, чего был достоин.
Палачи были всенародно прокляты, а жертвы восстали из небытия, их имена были увековечены в памяти людей.
Благодаря настойчивости активистов общества «Мемориал», с помощью доживших до этой поры свидетелей, при содействии чекистов моего и последующих поколений, были разысканы и указаны места многих тайных захоронений, казалось бы, навеки спрятанных в глухих урочищах, на речных откосах, в потаенных кладбищенских уголках и других укромных местах, на них были установлены величественные монументы и скромные обелиски.
Был установлен памятник и на выщербленной бетонной лестнице на крутом берегу реки, у которой раскинулся город моего детства. На мраморных плитах были высечены имена нескольких тысяч людей, и среди них имя отважного городского прокурора Григория Васильевича Бондаренко.
Что касается места захоронения моего отца, то оно так и не было найдено. Да и найти его было невозможно: места, где закапывали расстрелянных чекистов, прятали особенно надежно.
Правда, моя мать ничего этого уже не увидела и не узнала.
Она умерла через несколько месяцев после нашей совместной поездки в Москву, ранней весной шестьдесят второго года, не дожив нескольких дней до своего пятидесятилетия.
Не выдержало сердце…
Автограф президента
В действительности все было совсем не так, как на самом деле.
Станислав Ежи Лец
От автора
В наследство от прошлого нам достался сложный и противоречивый мир.
В течение многих десятилетий средства массовой информации и другие государственные и общественно-политические институты обеих противоборствующих систем — капиталистической и социалистической — упорно и неустанно создавали «образ врага». Начало этому процессу, как известно, положила «холодная война».
Теперь, в эпоху разрядки и нового политического мышления, когда в окружающем нас мире многое меняется и уже изменилось, все громче и громче раздаются голоса о том, что вместо «образа врага» надо создать «образ друга», то есть видеть прежде всего не то, что разъединяет обе системы, а то, что их объединяет, и на этом строить всю международную политику и межгосударственные отношения.
Такой подход, безусловно, больше отвечает современным реалиям, складывающимся в мире, и процесс всеобщего «братания» можно только приветствовать, хотя некоторые излишне эмоциональные люди, как мне кажется, несколько поспешили развенчать «образ врага», не разобравшись как следует, каким должен быть «образ друга». А друзья, как и враги, тоже бывают разные!
Что касается меня, то, как советский гражданин, проникшийся новым политическим мышлением, я верю, что уже сегодня ничто не мешает дружбе советских и американских ученых, писателей, журналистов, врачей, деятелей культуры; я верю, что стоит только дать им такую возможность, и в два счета подружатся школьники, студенты и домохозяйки; я даже верю, что когда-нибудь, возможно даже очень скоро, подружатся военные. Правда, для этого им придется сначала основательно разоружиться и осознать, что есть не только военные способы решения международных конфликтов.
Но, как человек, почти тридцать лет прослуживший в органах государственной безопасности, я не представляю себе, как могут подружиться сотрудники противоборствующих разведок и контрразведок.
Люди могут дружить независимо от их расы, идеологии, вероисповедания, отношения к сексуальным проблемам, рок-музыке или сюрреализму. Но, как показывает многовековой опыт, и в рамках одной политической системы секретным службам, даже при наличии делового сотрудничества, всегда найдется, что скрывать друг от друга.
Как же можно говорить о дружбе между секретными службами, находящимися по разные стороны невидимой линии фронта?