Автокатастрофа

Для Воана мельчайшие детали отделки были наделены органической жизнью, причем такой же значительной, как и жизнь конечностей и органов чувств человеческих существ, едущих в этих повозках. Он мог остановить меня под светофором и минутами смотреть на сочленение дворника и конфигурации окна припаркованной машины. Очертания корпусов американских седанов и европейских спортивных машин с их зависимостью между контурами и функциями, с их особой субординацией доставляли Воану неописуемое удовлетворение. Мы могли полчаса ехать вслед за новым «бьюиком» или «феррари», пока он изучал каждую деталь отделки корпуса и выпуклости задних панелей. Нас несколько раз останавливала полиция за то, что мы околачивались вокруг припаркованного «лам-борджини», принадлежащего какому-то преуспевающему владельцу ресторана в Шефертоне, и Воан одержимо фотографировал точный наклон оконных стоек, выступающее стекло фар, отблеск крыла над колесом. Его увлекало все: фирменный дизайн радиаторных решеток, ребра из нержавейки на корпусе, обтекатели дворников, замки багажников и рукоятки дверей.

Он прогуливался по парковочной площадке супермаркета на Западном проспекте, словно по пляжному палаточному городку, очарованный высокими бамперами «корвета», сдающего назад под управлением молодой домохозяйки. При виде передних или задних воздухозаборников Воан мог впасть в транс, словно узнав некогда уже виденную райскую птицу. Часто, когда мы ехали по шоссе, Воан указывал мне на соседнюю полосу, выворачивая свой «линкольн» так, что линия крыши проносящегося мимо автомобиля сверкала перед нами в свете солнца, оттеняя безупречные пропорции заднего номерного знака. Воан постоянно подчеркивал своим поведением ^тождественность между элементами автомобильной отделки и органическими частями, собственного тела. Когда мы ехали за причудливым итальянским автомобилем, бамперы которого органично вырастали из корпуса, жесты Воана, ласкающего аэропортовскую шлюху, сидящую между нами, становились стилизованными и нарочитыми. Он озадачивал усталую женщину своими отрывистыми фразами и движениями плеча.

Для Воана выдержанные каждый в своем тоне салоны «линкольна» и других автомобилей, которые он стал угонять на часок каждый вечер, были прообразами участков кожи молодых шлюх, которых он раздевал, пока я вел машину по темным автострадам. Их обнаженные бедра оттеняли пастельный пластик панелей, глубокие конусы динамиков повторяли контуры их острых грудей.

Я тоже видел в интерьере машины калейдоскоп освещенных частей женских тел. Эта антология запястий и локтей, бедер и лобков превращалась в бурное бракосочетание человека с автомобилем. Однажды мы с Воаном ехали по автостраде вдоль южной ограды аэропорта. Я аккуратно вел машину по кромке изогнутой дороги, наслаждаясь вместе с Воаном обнаженной грудью школьницы, которую он подцепил возле студии. Мы оба оценили совершенную геометрию этой белой груди, освобожденной от своего покрова.

Тело Воана, с его непривлекательной кожей и лоснящейся бледностью, обретало жесткую изувеченную красоту, гармонирующую с тщательно размеченным ландшафтом автострады. Бетонные опоры у подножия развязки на Западном проспекте, покоящиеся на них через каждые пятьдесят ярдов массивные балки не позволили израненной психике Воана распасться на куски.

В течение многих недель, пока я выступал в качестве шофера Воана, давая ему деньги на проституток и полупрофессиональных шлюх, которые околачивались вокруг аэропорта и его отелей, я наблюдал, как Воан исследует белые пятна секса и автомобиля. Для него автомобиль был наилучшим и единственным местом для сексуальных забав. С каждой из этих женщин Воан осваивал новый половой акт, вводя член во влагалище, задний проход и рот, как бы соответствуя дороге, по которой мы ехали, напряженности транспортного потока и моему стилю вождения.