Автоматная баллада

Я в тот миг даже не задумался, откуда раздались эти слова… и почему они показались мне так знакомы…

– А в третий раз?

«А в третий раз он уже просил… просто попросил ее держаться в стороне».

– Я… Эмма?!

И тишина в ответ.

Черный уже снова шагал навстречу. Девушка, чуть помедлив, двинулась за ним.

– Анют, – обернулся Сергей. – Ты вот что… чуть в сторонку отойди.

– Какая разница, – хрипло прошептала девушка. – Можно подумать, это хоть что-нибудь изменит… да ничегошеньки…

На губе у нее тоненько алела полоска – здорово прокусила, отметил я, прежде чем Шемяка вновь развернулся лицом к врагу.

Охотник сбросил плащ – и белое пламя никелированной стали полыхнуло на его груди.

Два пистолета незнакомой мне модели, удобно расположившиеся в притертых кобурах, – до срока. Белая, словно свежевыпавший снег, кость, золото гравировки… по виду их можно было бы счесть игрушками для падких на яркие цвета дураков. Но я-то даже сквозь разделяющие нас метры чувствовал холодную непреклонную уверенность… уверенность высококлассных боевых машин в надежности механизма, качестве отборных боеприпасов и умении опытного стрелка. Уверенность, надежно подкрепленную множеством выигранных боев.

Уверенность, которой не было у меня.

До сих пор я считал, что идти в бой с надеждой на чудо – это удел человека, а для оружия есть лишь строгая логика математического расчета. Но сейчас…

…сейчас я мог только верить.

Потому что нельзя идти в бой, который ты для себя уже проиграл.

ШВЕЙЦАРЕЦ

Он и сам не знал, чего ждет. И дело было вовсе не в тонкой хищной черноте дульного среза впереди. И уж подавно не в судорожно сжимавшем этот автомат пареньке. Что-то другое… важное… страшное… вот-вот разорвет влажный горячий воздух…

Не-по-пра-ви-мо!

Мгновения вдруг стали вязкими, словно загустевший мед, с трудом проталкиваясь сквозь паутину циферблата.

А потом что-то неуловимо дрогнуло там, впереди, на судорожной маске лица этого… как же его… Айсмана. Какая-то чертова мимическая мышца предала своего хозяина, во весь голос прокричав его врагу о принятом решении – прежде чем медлительные нервы донесли это решение до нужного пальца.

Так просто.

Тренированное тело скрутилось в рывке, уходя с линии огня еще прежде, чем спуск автомата до конца прошел отведенный ему путь. И падая, Швейцарец уже не слышал грохота очереди… хруста сминаемой легкими ботиночками травы… отчаянного, на выдохе, крика… стука пуль. Мир сузился до темной фигуры впереди – и надежной шершавости рукояток в ладонях.

Тайна сорвалась с места в тот же миг, когда он начал падать. Она бежала к нему, она летела… и этот полет вынес ее наперерез рвущей воздух смерти калибра пять сорок пять.

В следующий миг руки стрелка плюнули огнем – и ствол замолчавшего автомата бессильно уставился в ослепительно-голубое небо… прежде чем упасть рядом со своим хозяином.

Сергей Шемяка тоже смотрел в небо, а трава вокруг его головы быстро темнела. Обе пули «210-х» попали в шею, обе были смертельны – одна разорвала сонную артерию, вторая сокрушила позвонок.

Сергей Шемяка по прозвищу Айсман, двадцати трех лет от роду, бродяга, «болотный следопыт», умер мгновенно.

Кровь… Тайна почти секунду недоуменно вглядывалась в ладонь, не в силах понять – как? Откуда?

Швейцарец успел подхватить ее над самой землей.

Кровь… просто удивительно, сколько может натворить… наворотить всего одна маленькая пуля – когда начнет кувыркаться, попав в более плотную, чем воздух, среду. Кровь упругими толчками билась в руку стрелка, которой он пытался зажать рану, и, протекая меж пальцев, сбегала вниз. Еще одна алая дорожка протянулась из уголка рта, с каждым вздохом становясь все шире.

– Милый…

– Молчи! Тебе нельзя…

Он не сразу понял, что судорожная гримаса была попыткой улыбнуться.

– Можно. Мне теперь все… можно. Любимый. Мой.

Она была легкой, словно перышко, а потом вдруг стала тяжелее свинца. Швейцарец осторожно опустил ее на траву. Поднял голову. Солнце – огромный пылающий шар – висело, казалось, прямо перед глазами, но стрелок не моргал. Медленно, словно во сне, он вытянул руки – и «210-е» плюнули огнем. Раз, другой… пока вместо грохота выстрела не раздался четкий щелчок вставших на задержку затворов.

Потом… потом пистолеты упали в траву, а человек… человек ли? Звук, который вырвался из горла стрелка, мог быть рожден зверем под полной луной, но не двуногим под полуденным солнцем.

АННА

– Он любил меня, – прошептала она. – Любил. А я… расчетливая дура…

Двигаясь рывками, словно кукла, она подняла «АКС» и направила ствол на стрелка.

– Я сейчас убью тебя, – спокойно, почти буднично проговорила она.

Стрелок не шевельнулся.

– Я убью тебя… ну! Что ты молчишь!

И тогда он улыбнулся. Медленно. Страшно.

– Убивай.

В тишине звук удара бойка кажется очень громким. Равно как и лязг затвора, передергиваемого, чтобы вышвырнуть осечный патрон. И снова стук бойка. Щелк-лязг, щелк-лязг.

Оскал Швейцарца стал еще шире.

– Кажется, – хрипло произнес он, – не один только я решил, что на сегодня довольно смертей.