Автоматная баллада

Говорить ему явно не хотелось, но промолчать тоже было нельзя.

– Думаю, – тихо произнес он, – тебе показалось, что в огне им будет прохладней.

Бульоном Швейцарец накормил ее сам, не позволив сделать ни одного лишнего движения.

– Повязки могут сползти, – пояснил он. – А целебная мазь стоит дорого.

Мазь была хорошая – сейчас девушка почти не чувствовала боли в распухших пальцах. Осталась только память о ней – дикой, ошеломляющей, накатывающей яростно-багровой волной – и о холодном, словно родниковая вода, голосе из-за края сознания.

Потом Швейцарец принес одеяло и помог девушке завернуться в него – все теми же ловкими, аккуратно-выверенными и… на миг она почти с ужасом подумала, что эти движения можно было бы назвать нежными.

Сам он устроился в двух шагах от нее – просто лег на плащ и, скрестив руки под головой, принялся внимательно разглядывать усеянное звездами небо над лесом.

Она не знала, о чем он может думать, а если бы могла узнать, то наверняка бы удивилась.

Швейцарец думал о ней – и улыбался. Мысленно, разумеется.

И вспоминал.

«А вот если… – голос Старика звучал еще скрипучее обычного, – ты возьмешь щенка и станешь бить его и ласкать абсолютно случайным образом… знаешь, что он подумает?»

«То же, что и этот комочек под одеялом», – мысленно закончил Швейцарец. Даже не глядя в ее сторону, он отлично знал, что она сейчас не спит, а смотрит на него.

Смотрит… и пытается понять.

А-а, к черту все, подумал он. Прав был Агеев…

– Я не злой! – громко сообщил он перечеркнувшей черный небесный бархат туманности. – И не добрый. Я – рациональный. А теперь – спи! Завтра будет долгий день.

И звезды мигнули ему в ответ.

Сам Швейцарец спать не собирался. Пока. Слишком уж много ему необходимо было продумать и лучше сделать это спокойно, не на ходу. Час-полтора он урвать ото сна вполне может.

А вот ей надо выспаться.

Ей…

Отвечая на вопрос Тайны, он ничуть не кривил душой – те немногие косвенные обрывки воспоминаний, которые чертово снадобье выцепило из серой пелены забытья, были для Швейцарца хоть и не ключевыми, но и отнюдь не маловажными фрагментами мозаики. Лгал он в другой момент – когда говорил о своих мотивах.

Тридцать-тридцать пять процентов. Именно это число выщелкнули костяшки счет в его голове тогда, в коридоре. Вероятность того, что личная игрушка одного из иерархов могла знать что-то важное. Вероятность, достаточная, чтобы окупить риск – не столь уж большой дополнительный риск, потому что к той минуте Швейцарец уже твердо решил уходить шумно.

Шум был для Швейцарца ответным ходом в предложенной иерархом Дяо Игре – как очень надеялся Швейцарец, ходом, НЕ относящимся к разряду «естественных». И для шума требовался повод, хороший, убедительный, а раз так – почему бы в кои-то веки не сделать доброе дело, да еще с тридцатипроцентной вероятностью отыграть при этом пешку.

Тогда он не мог и предположить, что пешка…

Перестань! – скомандовал Швейцарец сам себе. Времени мало, и тратить его на дурацкие отвлеченные темы… девчонка – фактор в уравнении, не более! А присмотреться к этому фактору детально у тебя еще будет множество, целая прорва возможностей.

О главном надо думать, о главном!

Швейцарец усмехнулся, вспомнив, что поначалу Старик сопровождал данную сентенцию щелчком – как правило, ложкой – по вихрастой макушке.

Итак! Девица – по крайней мере, на момент побега – Анна, дочь… единственная и любимая, заметим… одного из ближайших к персоне Самого иерархов неожиданно срывается в побег, захватив с собой горсть милых девичьему сердцу безделушек типа американской винтовки, золотых из папочкиного сейфа и одного из преданнейших делу Храма гвардейцев. Причины?

Темна вода в облацех, с уверенностью можно заявить лишь об отсутствии стандартной – никто и не думал побуждать девицу Анну стать суженой для нелюбимого старца… или молодца. Равным образом посягнуть на честь обожаемой дочурки… перзамвторсекпред ЦК, если я правильно понял эту их дурацкую систему… так вот посягнуть мог безнаказанно позволить себе разве что Сам. Однако ж по слухам, близким к достоверным, основатель и глава данного балагана к женщинам равнодушен… к мужчинам, мальчикам, а также крупному и среднему рогатому скоту, впрочем, также – аскет он у нас, бережет свою внутреннюю энергию для великих целей.

Что же тогда? Любофф? Дочка сановника и гвардейский десятник, это, конечно, мезальянс… но знают ли в Ордене столь сложное французское слово? Вернее, знала ли его любимая и, как непременное следствие, балованная юная дурочка? Сомневаюсь… по крайней мере, она должна, обязана была попытаться разыграть «я хочу-жить-без-него-не могу»…