Автоматная баллада

– Сначала меня звали Снегурочкой, – сказала она. – А потом, когда Лешка подорвался на растяжке и меня выбрали на его место… получилось так – семеро парней и я, Белоснежка и семь гномов. А вообше-то, – улыбнулась она, – родители меня Снежаной назвали.

– Хорошее имя, – Швейцарец тронул палкой уголья костра. – Красивое.

– Которое из?

– Снежана.

– А-а, – отозвалась девочка. – Да, красивое. Только меня так уже давным-давно никто не звал. Как там наши гусеницы?

– Скоро будут готовы.

– А насчет псов – это вы интересно рассказали. У нас в той стороне несколько групп сгинуло, всего человек двадцать. Больше не посылали.

При слове «псов» Анна вздрогнула.

На собак они нарвались во Владимире. Анне показалось, что их было не меньше тысячи, хотя Швейцарец потом сказал: «Сотни две-три, не больше». Огромная стая крупных большеголовых тварей полностью контролировала город. И это были не простые собаки…

Будь рядом с Анной кто-то другой, псы заполучили бы свою добычу. Энрико не справился бы точно… Шемяка – скорее всего, тоже. Но Швейцарец сумел догадаться… хотя Анна так и не поняла, как именно. Ее спутник не просто почувствовал исходящую от нескольких маячивших в конце улицы собак опасность. Он просчитал их и потащил девушку не к ближайшим домам – там была засада, – а к деревьям вдоль тротуара. Когда псы поняли, что намеченные жертвы ускользают, и коричневой волной хлынули из переулков, было уже почти поздно. Когда же Швейцарец в считаные мгновения расшвырял пять гранат, заставив первые ряды атакующих прянуть назад, стало поздно уже и без «почти».

Собаки, впрочем, сдались не сразу. Они собрались под деревом, сбились в плотную, глухо рычащую массу. Анна даже не могла различить отдельных тварей, видны были лишь налитые кровью глаза и оскаленные пасти. А потом большая часть стаи отхлынула, а две дюжины оставшихся начали копать, с нарочитой легкостью отбрасывая когтистыми лапами растрескавшийся асфальт.

И тогда Швейцарец начал стрелять. Сериями по десять выстрелов, с пятнадцатиминутной паузой – чтобы не перегревать ствол, безмятежно сказал он, и Анна едва не взвыла громче псов, глядя, как стремительно растет яма между корнями. Он стрелял, тщательно целясь, и – это поразило Анну больше всего – не в тех собак, что копали.

Ему потребовалось тридцать пять выстрелов, а затем вся стая разом, словно получив неслышную людям команду, бросилась прочь и растворилась среди домов.

Это было просто, сказал Швейцарец, когда они спустились вниз. Они слишком умны, слишком организованы, – а такая организация предполагает наличие не только главного вожака, но и командиров рангом поменьше. Вот я и выбивал подходящие с моей точки зрения кандидатуры – пока их главный не счел, что мы слишком уж дорого обходимся. Просто… а теперь нам нужно на станцию, пополнить боезапас.

Собаки больше не показывались, но все равно спать они устроились в танке, тщательно проверив запоры люков. Повезло – на станции, как оказалось, в момент ядерного удара застряла какая-то часть… здесь она с тех пор и стояла. Скорее всего, мотострелковая дивизия, решил Швейцарец, долго ходивший вокруг приземистого броневика, «БРДМ-2РХ»[19], эх, утащить бы такую роскошь, но – глухо, без нормального бензина карбюраторный движок черта с два заведешь, это не многотопливный дизель, который почти любую дрянь сожрет! В итоге они взяли только патроны и гранаты, даже пулемет Швейцарец ей взять не позволил – впрочем, пулемет и в самом деле был весь в ржавчине, это не боеприпасы в заводской таре…

– Да, песики были забавные, – спокойно произнес Швейцарец. – Я так и не разобрал толком, какие именно породы там намешались. Думаю, не обошлось без догов, овчарок и, возможно, ротвейлеров, хотя уверенно не скажешь, мутация дала слишком большое искажение.

– Слушай, – не выдержала Анна, – может, найдешь более аппетитную тему!

Швейцарец и девчонка покосились на нее с одним и тем же удивленно-недоуменным выражением.

– Можно, – Швейцарец заглянул в котелок. – Ну вот, почти доварились… Белоснежка, ты начала рассказывать про второй лагерь…

– Да. Второй лагерь называется «Огонек». Все эти годы мы с ними воюем.

«Этого не должно быть, – подумала Анна, – того, что здесь происходит, попросту не должно быть».

Но это было реальностью – костер, большие сине-зеленые «мясные» гусеницы в котелке… и тринадцатилетняя девочка в небрежно перешитой армейской куртке. Девочка, рассказывавшая о войне, которая не заканчивалась, – здесь. Девочка – старшая разведгруппы, со рваным следом ножевого удара на кукольном личике… и примотанным к ремню обрывком косы. «Это была их лучшая снайперша, мальчики ее очень хотели живой взять, но не получилось. У нее даже граната была непростая, а чего-то хитрое, рванула себя так, что и не осталось почти ничего. Я потом две недели злилась, очень уж винтовку было жаль».

Девочка, которая с первых минут смотрела на ее спутника чуть ли не с обожанием.

– И как успехи?