Автоматом и гранатой

Егор закрыл глаза. Выбор перед ним стоял не простой. Но появилась надежда. Под учащенный стук собственного сердца он начал мысленно готовить себя к предстоящему испытанию.

– Держись, братец! – подбодрил его кто-то из раненых.

– Молоток, разведчик! – подхватил слова первого второй.

– Все будет хорошо, солдат! – произнес третий, чьи слова вывели Егора из оцепенения и вселили в него уверенность в благополучное окончание весьма непростого плана лечения его правой ноги.

Он часто и прерывисто задышал. Начал теребить руками влажную от пота простыню. Мысли о предстоящей операции не давали ему покоя. А вдруг врач обманет его? Вдруг под видом чистки раны ампутирует ему ногу? И если будет так, то зачем он отдал ему свой трофейный «вальтер»? Покончить с собой в случае неудачи он уже не сможет, не из чего будет застрелиться. Но он еще и дал слово врачу, заключил договор. И теперь, если операция не принесет пользы, то его согласие на лишение конечности уже есть. От этой мысли Щукина передернуло.

В палате кто-то громко произнес его фамилию.

– Я! – по уставу отозвался Егор.

Молоденький, почти подросток, санитар подошел к нему и поднес к его губам кружку, источавшую запах спирта.

– Пейте, – произнес он.

Щукин тут же подумал, что врач не обманет, раз подготовка к операции началась. Он выхватил кружку из рук санитара и жадно выпил спирт до самого дна, почти не чувствуя его вкуса.

– Ого! – пронеслось по палате.

– Довели человека, – тихо добавил кто-то.

Измотанный переживаниями, Егор уронил голову на подушку и тут же уснул. Спирт обессилил его, ударил по ослабленному ранением, кровопотерей и избытком чувств организму.

Очнулся он уже в операционной. К его губам снова подносили кружку не то с водой, не то со спиртом. Он опять пил из нее, не ощущая вкуса. Просто глотал, что подали. Врач произносил персоналу команды. Кто-то рядом с Егором суетился. Его руки и ноги привязывали к поручням на операционном столе. Полным ходом шла подготовка к спасительным для него действиям. Он лежал и верил, что все получится, надеялся на лучшее и готов был терпеть для этого любые мучения, что уготовила ему судьба.

– С Богом! – тихо произнес врач, поправляя на лице в очках марлевую повязку.

– А ты не стесняйся, разведчик, кричи, если невмочь терпеть будет, – прозвучал над головой Егора чей-то бас, а над его лицом склонилась голова санитара. – Тут все кричат. Тут можно.

Щукин обессиленно закивал ему в ответ. Но кричать в итоге не пришлось. Обильная доля спирта в крови очень сильно притупила в нем боль. К тому же сыграл свою роль настрой бойца, его мысленная готовность к терпению, к страданию, к сильным переживаниям. Он выстоял, выдержал весь процесс, продолжавшийся около получаса. Потом, когда доктор дал команду на перевязку, что означало конец операции, Егор отключился и проспал до обеда следующего дня.

– Как самочувствие? – спросил его врач, но не тот, который чистил рану в ноге, а другой, чье лицо разведчику было незнакомо.

– Болит, – просто ответил раненый, чувствуя тупую тяжесть в прооперированной конечности.

– Это хорошо. Должна болеть, – произнес врач и добавил к сказанному вопрос, которым доктора обычно контролируют сознание солдат: – Откуда родом?

Егор натянуто улыбнулся.

– Из-под Тулы, – ответил он и ошарашил того неожиданной фразой: – Есть хочу!

– Ого! – заулыбался врач. – Ну если так, то жить точно будешь. Значит, на поправку пойдешь!

– Ну, разведчик! Ну даешь! Переполошил ты наш улей! Вчера весь вечер только о тебе и говорили. Думали, не сдюжишь! А ты молодцом был! – заговорил с Егором один из раненых в палате, что подсел к нему на кровать, как только помещение покинул военврач.

– А «вальтер», разведчик, у тебя откуда? Как пронес? Нас всех шмонали, все наизнанку вывернули. А ты взял и пронес! – ухмылялся другой солдат, что на костылях подошел к койке Щукина.

– Так я же разведчик! – скупо, но с ухмылкой на лице ответил Егор.

– И то верно! – услышал он в ответ.

– Так, может, и мина противотанковая у тебя с собой есть? – съязвил тот, что был на костылях.

– Есть, конечно! – заулыбался, отвечая, Щукин. – Там, в вещмешке, посмотри.

Раненые вокруг засмеялись.

– А вот поклажу твою всю целиком особист унес! – вклинился в разговор раненых еще один солдат, который тоже на костылях приблизился к койке Егора.

В палате установилась тишина. Вмешательство органов контрразведки не внушало никому радости. Улыбки на лицах раненых моментально погасли. Почти в полной тишине все собравшиеся стали расходиться по своим местам, а то и вовсе покинули помещение, переместившись в коридор.

– Разберемся, – успокаивающе произнес разведчик.

Рано утром, едва открыв глаза, он увидел перед собой офицера-особиста с погонами старшего лейтенанта. Тот сидел перед его кроватью и пристально смотрел на лицо Егора, будто бы пытался прочитать его мысли. Разведчик ответил ему тем же и, не отводя глаз, начал сверлить взглядом своего гостя. Через полминуты офицер произнес:

– Сержант Щукин.

– Так точно, – ответил Егор, стараясь в присутствии старшего по званию принять лежа на кровати стойку смирно.