Автомобилья поступь

Зачем вы мне говорили, что солнце сильно и грубо,
Что солнце угрюмое, что оно почти апаш без штанов…
Как вам не совестно? Я вчера видел, как борзого ветра зубы
Вцепились в ляшки ляскающих, матерых облаков…
И солнце, дрогнувшее от холода на лысине вершин,
Обнаружилось мне таким жаленьким,
Маленьким
Ребенком.
Я согрел его в руках и пронес по городу между шин,
Мимо домов в испятнанных вывесочных пеленках.
Я совсем забыл, что где то
Люди просверливают хирургическими поездами брюхо горных громад,
Что тротуары напыжились, как мускулы, у улицы-атлета,
Что несомненно похож на купальню для звезд закат.
Я нес это крохотное солнечко, такое ужасно-хорошее,
Нес исцеловать его дружелюбно подмигивающую боль,
А город хлопнул о землю домами в ладоши,
Стараясь нас раздавить, как моль.
И солнце вытекло из моих рук, крикнуло и куда то исчезло,
И когда я пришел в зуболечебницу и сник,
Опустившись сквозь желтые иоды в кресло, –
Небо завертело солнечный маховик
Между зубцов облаков, и десны
Обнажила ночь в язвах фонарных щелчков…
И вот я уже только бухгалтер считающий весны
На щелкающих счетах стенных часов.
Почему же, когда все вечерне и чадно,
Полночь в могилы подворотен тени хоронит
Так умело, что эти черненькие пятна
Юлят у нее в руках, а она ни одного не уронит.
Неужели же я такой глупый, неловкий, что один
Не сумел в плоских ладонях моей души удержать
Это масляное солнышко, промерзшее на белой постели вершин…
Надо будет завтра пойти и его опять
Отыскать.

«Я больше не могу тащить из душонки моей…»

Я больше не могу тащить из душонки моей,
Как из кармана фокусника, вопли потаскухи:
Меня улица изжевала каменными зубами с пломбами огней,
И дома изморшились, как груди старухи.
Со взмыленной пасти вздыбившейся ночи
Текут слюнями кровавые брызги реклам.
А небо, как пресс-папье, что было мочи
Прижалось к походкам проскользнувших дам.
Приметнулись моторы, чтоб швырнуть мне послушней
В глаза осколки дыма и окурки гудков,
А секунды выпили доппинга и мчатся из мировой конюшни
В минуту со скоростью двадцати голов.
Как на пишущей машине стучит ужас зубами,
А жизнь меня ловит бурой от табака
Челюстью кабака…
Господа! Да ведь не могу-же я жить – поймите сами! –
Все время после третьего звонка.

«Прикрепил кнопками свою ярость к столбу…»