Автономное плавание

Ему едва исполнилось три года, когда началась война. Через месяц ушел на фронт отец. А еще через месяц в город вошли немцы. Мать с Матвеем успела эвакуироваться с последним эшелоном. Поезд отошел от города километров шестьдесят, когда на него налетели фашистские самолеты.

Мать схватила Матвея на руки и, выскочив из вагона, вслед за другими бросилась к лесу. Она была уже на опушке, когда сзади раздался сильный взрыв. Мать упала на колени, постояла так, точно в нерешительности, а потом неловко повалилась на бок, чтобы не придавить сына, которого все еще крепко прижимала к груди.

Давно улетели самолеты, долго гудел паровоз, сзывая людей. Из лесу уже шли последние группы, а Матвей все сидел около матери. Двое железнодорожников, проносивших раненого, заметили Матвея. Осторожно положив раненого на траву, они осмотрели мать. Один из них, стянув фуражку, сказал:

- Померла. Не дышит. Что будем с мальчонкой делать?

- Отнеси в сиротский вагон, он вторым от хвоста стоит. Потом бегом возвращайся сюда, а я пока один понесу этого, - железнодорожник кивком указал на раненого.

В вагоне было много ребятишек. Две женщины в белых халатах старались занять самых маленьких, свертывая из платков и шапочек незатейливых кукол и зайчиков, ребятам постарше женщины обещали, что их мамы скоро придут.

Но прошел день, прошла ночь, а мамы все не появлялись.

На пятые сутки ребят вывели из вагона, посадили в автобус и повезли в детский дом. Маленькая старушка записывала их. Сведения о малышах давали женщины, ехавшие с ребятами в вагоне. Те из ребят, что были постарше, объяснялись сами.

Когда очередь дошла до Матвея, старушка спросила:

- Как тебя зовут?

- Матвей.

- Матвей? А фамилию свою знаешь?

Матвей кивнул. Фам,илию свою он знал. Но он еще плохо выговаривал ее и поэтому произнес что-то похожее на "Стесий".

- Стешин? - переспросила старушка.

Матвей отрицательно покачал головой. Он постарался четко выговорить все буквы:

- Леснив.

Старушка опять не поняла. Кто-то из ребят постарше подсказал:

- Наверное, Леший. У нас в школе один учился с такой фамилией.

Так и записали: Матвей Леший.

И скоро Матвей забыл свою настоящую фамилию, так и не научившись ее правильно выговаривать.

* * *

После войны многих детдомовских ребят нашли родители. Матвей тоже ждал, что вот-вот и за ним придет мать. Теперь он помнил только ее голос. Об отце только и знал, что у него большие сильные руки: отец любил подбрасывать Матвея к самому потолку. На одной руке у отца был выколот синий якорь.

Матвей пошел в школу. Учился хорошо и, пожалуй, только этим и радовал своих воспитателей, постоянно жаловавшихся на его характер. А характер у Матвея оказался действительно нелегким: он был упрям, порывист, отличался неиссякаемым озорством. Поэтому, когда он в восьмом классе вдруг притих и остепенился, все решили, что он что-то задумал.

А он действительно решил стать моряком, как и отец. Матвей догадывался, что отец его скорее всего был моряком, иначе зачем же якорь на руке?

В военкомате ему посоветовали поступить в военно-морское училище. Но предупредили, что там большой конкурс и надо сейчас хорошо учиться.

Школу он окончил с серебряной медалью и отправил документы в Ленинград, в Высшее военно-морское училище. Через полтора месяца в военкомат на имя Матвея Лешего пришел вызов на экзамены, но Матвей в это время лежал в больнице. До этого ни разу ничем не болевший, он вдруг подцепил скарлатину. В его возрасте ею редко болеют и очень тяжело переносят. Ему пришлось лежать в больнице почти два месяца.

Вручая ему проездные документы, военком с сомнением сказал:

- Боюсь, что зря едешь. Опоздал. Если не примут, возвращайся сюда, отправим на следующий год.

В училище уже начались занятия, и Матвею даже не вернули документы.

- Мы их отправим в военкомат, - сказал офицер учебного отдела. Обратный билет сейчас выпишем. - И, посмотрев на бледного, отощавшего за время болезни Матвея, добавил: - Ну и паек на трое суток выдадим. А вообще-то тебе с твоим здоровьем что-нибудь полегче бы выбрать. Почему именно в морское училище? Потому что модно? Форма красивая? А сам небось и моря не видел и не знаешь, с чем его едят. Не видел ведь?

- Нет.

- Ну вот. А ты знаешь, каково несколько суток болтаться в шторм? И не просто болтаться, а работать, зверски работать, из последних сил!

- А вы меня не пугайте. Все равно не отпугнете, - сказал Матвей. - Не примете на следующий год, пойду на срочную, матросом.

Офицер внимательно посмотрел на него и, смягчаясь, сказал:

- Тогда другой разговор. Давно тянет?

- Что? - не понял Матвей.

- Ну, море же! Оно, брат, если уж залезет в душу, то по самые печенки, на всю жизнь. Есть в нем что-то такое. Я вот всего третий месяц тут в бумажках копаюсь, а на корабли тянет так, что хоть вешайся. - И уж совсем сочувственно спросил: - А у тебя-то давно это?

- Давно. Кажется, у меня отец моряком был, вот поэтому.

- Почему "кажется"? Ах да, ты ведь детдомовский. Не помнишь, стало быть, отца-то.

- Вот только якорь на его руке и помню.