Автономный рейд

А пока, еще не придумав, как бы мне так с ребятами пересечься, чтобы их не подставить, решил заняться Шмелевым. Хороший такой есть принцип у прагматиков: одно дело за раз. Вот я одним этим делом и решил пока заниматься. Любовь подождет.

Говорят, именно временем ее лучше всего и проверять, проклятую.

Временем и мочегонным, как посоветовал мне Гном-Полянкин.

Я изрядно попетлял на всякий случай по городу, прежде чем подобраться поближе к дому Шмелевых и позвонить ему. На свидание со мной они опять отправились вдвоем. И хвост, естественно, за ними. Одной из следивших была Лариса. Вот этого я уже не понимал. Я мало знаю об организации слежки, но элементарный здравый смысл подсказывал, что, если человек засветился, его к тому же объекту нет смысла приставлять. Это же как афишу вывесить. Или у них с людьми острейшая нехватка, или я не знаю что.

Оделись Шмелевы по моему совету так, будто на дачу собрались.

Все такое потрепанненькое, только лопат да граблей не хватает. Оно и к лучшему. Когда я их в переходе на станцию «Библиотека имени Ленина» детектором осмотрел, нашел только по одному маячку на каждом. Маячки те я переадресовал другим, а мы с Верочкой и Женей, используя толчею, смылись и уединились в тихом и пустом служебном местечке под лестницей. Я его еще в те блаженные советские времена нашел, когда не знал, где зимой с девушкой уединиться.

Там, под лестницей, мне Евгений свою сделку века и обрисовал.

Обратился к ним дальний родич Веры Ильиничны — он тоже, как и она, из Воронежа, но только в столицу попал раньше. Сразу после института блеснул какой-то секретной разработкой электронной, вот его и пригрели на номерном заводе. Обратился он к Шмелевой потому, что, мол, обнищал совсем в своем военно-промышленном комплексе, а ничего, кроме как оружие изобретать, и делать не умеет. Вот и захотел для укрепления материального благополучия загнать какой-то интересный снаряд. Не чертежи секретные, а само изделие, заныканное им при испытаниях. Все равно кому, лишь бы заплатили не меньше десяти кусков. Сам покупателя найти не мог: слишком-де на виду он, под колпаком у первого отдела. Вера стала от родича отмахиваться, но Евгений, мучимый совестью за то, что разорил семью и оставил супругу ни с чем, отважился попробовать.

Обратился к Хрящу, которому во времена оные платил за крышу на «Спортивной». Тот его вывел на чеченцев. А те, когда ознакомились с информационной листовочкой, которую засекреченный родич на этот случай приготовил, восторженно пообещали за снаряд аж семьдесят пять тысяч! От таких перспектив у Шмелева последний глаз стал квадратным, и бросился он искать спонсора. Потому как не хотел сводить родича с покупателем. Потому как конспирация. И потому как знал, до чего легко в нашей стране игнорируют посредников при окончательном расчете. Ему нужны были еще семь тысяч — три он от чеченцев в виде аванса уже получил, — чтобы заплатить родичу за снаряд. Тот настаивал, чтобы деньги и товар были обменяны одномоментно, из рук в руки, баш на баш.

Что за снаряд — Женя толком объяснить не смог, а единственная листовка осталась у покупателей. Нечто самонаводящееся, бронебойное.

Излагал мне эту историю Шмелев с жизнерадостной наивностью идиота. Я, мол, даю ему семь тысяч, он берет у родича снаряд за десять, тут же отдает чеченцам за семьдесят пять, из коих двадцать одна — моя.

— Триста процентов за пару дней, а? Максимум за неделю! — блажил этот взрослый ребенок, и я заподозрил, что Вера не случайно упомянула о том, что Жене что-то в голове оперировали. Видать, все ж таки ему там либо что-нибудь вырезали, либо повредили, либо добавили...

Трудно поверить, что нормальный человек полезет торговать оружием. Да еще с бандитами. Да еще с чеченцами. Да еще секретным оружием. Бред какой-то. Меня решил подставить? Но на кой это Шмелеву? Да и знал я его бесхитростную физиономию наизусть. Оставалось списать все на ситуацию, когда люди как бы сходят с ума из-за денег.

— А, Олег? Рискнем?! Если нельзя, но очень хочется — можно попробовать, а? — заглядывал мне в лицо своим единственным глазом наивный здоровяк.

Супруга его стояла рядом с опущенными глазами, явно понимая, в какую клоаку затягивает их обоих новоявленный оружейный коммерсант. Вот она — типичная бабская тупость. Видит, что мужик сует голову в петлю, но заворожена, как кролик перед удавом. В таком состоянии бабы, бывает, и бутылку к празднику зашитому алкашу приносят. Чтобы отметить его воздержание. Я помолчал для вежливости. Потому что дело для меня это было ясное, проблему такую я давно себе решил кардинально: хочешь покончить с собой — твое право. Но без меня. И без моих комментариев.

Но тут не чужой ведь человек, да и Веру было жалко. Я отступил от принципов, хотя и знал всю бесполезность слов:

— Женя, ты целым из этой истории не выйдешь! Считай, что Хрящ тебя уже продал с потрохами. Ну ты подумай сам, ради бога! Ты бы за пятнадцать кусков снаряд отдал?

— Ну, поторговался бы, конечно.

— Нет, скажи: отдал бы?