Автономный рейд

Потерпи, а? — Она подняла лицо, посмотрела на меня сухими, шало поблескивающими зрачками и прижала к ключицам добела сжатые кулачки. — Не могу, не умею я — быстро... Тупая, да?

Последнее она произнесла, увидев мое изумленное остолбенение, и в этом она уже кокетничала. И это явное притворство подчеркнуло искренность предыдущего. И еще в ее изумрудных глазах мелькнуло настороженное внимание: а не слишком ли я торжествую, поставив ее на колени? Позерка. Актрисуля. Но фиг с ним, я был до того рад, что чуть не бросился ее целовать и поднимать с пола. Слава богу, хватило ума вспомнить, что женщина лучше знает, какого ей нужно. И уж коль она решила постоять на коленях, значит, ей сейчас требуется именно это. Поэтому я опустил руки и успокоенно сел перед ней на край кровати. Сказал, проталкивая сухой шершавый ком в глотке:

— Я люблю тебя... — Она слушала, читая взглядом движения моих губ. — Я хочу жить не просто рядом... Вместе с тобой. Понимаешь?

Она была завороженно неподвижна, и я повторил:

— Понимаешь? — Мой голос дрогнул, выдавая неуверенность. Сейчас так легко было сказануть что-то лишнее.

— Да-а, — наконец выдохнула она, освобождаясь от ступора и поднимая на меня свои изумрудные шальные глаза. — Я обожаю тебя, дорогой... Ради тебя — чтобы быть с тобой — я растопчу кого угодно... Плевала я на Контору! Не хочешь говорить, дорогой, и не надо. Буду служить, кому и как прикажешь.

«Врет! — подал во мне голос непрошеный страж. — Не может быть, чтобы смогла обойтись без дочери. Может, правду говорит о начальстве, но чего тогда так упорно домогаться: на кого я работаю? А ведь и в ее назойливом, общеупотребительном „дорогом“ есть смысл. Он как звоночек тревоги. Не спеши, мол, верить. Она много кому клялась в верности...»

— Лишь бы ты меня самого не растоптала, — кривовато улыбнулся я. — Я эгоист, милая... Как бы ты ни была мне дорога и нужна, себя-то я люблю больше.

Не вставая с колен, она чуть приподняла руки и тут же бессильно уронила опять, отчего атласные капли грудей маняще качнулись.

— Все вы, мужики, сволочи... Но ты хоть знаешь об этом.

Женщина всегда найдет, за что похвалить мужика. Как и за что проклясть.

Нет, я не знал, для чего моя истеричность. Но понимал, что именно заставляет брать ее за горло и требовать в третью нашу встречу клятв о вечной верности и послушании. Такого занудства я за собой раньше никогда не замечал. Не ожидал от себя такого даже. Ох уж эта сука Гном! Это он со своими экспериментами перемешал во мне все. Это его реплика о том, что и При тоже подопытная, заставляет меня на что-то надеяться и чего-то добиваться. Мне никогда прежде и в голову не приходило требовать клятв от близкой женщины. Зачем? Если надежна, оно и так будет видно, понятно, а если змеюка, так ей поклясться — что высморкаться. Меня самого мои капризы раздражали до желания уткнуться в ее роскошные ляжки и порыдать, целуя и кусая их до крови. Полное впечатление, что опять вкололи тот наркотик, которому я был обязан своей самой первой, полупозорной близостью с ней.

— Милая, прости, но ты на меня как наркотик действуешь. Или как звонок на собаку Павлова. Только у той слюни текли, а меня кусаться тянет. Я сам себя не узнаю: такой истеричкой заделался.

— Что ж, такое, значит, мое женское счастье... Я тоже эгоистка: хочу тебя всего. Я убью любого, любую, на кого ты положишь глаз, кто посмеет встать между мной и тобой... — И в ее устах эти слова не звучали сейчас обычным бытовым преувеличением. Она не обещала — она констатировала, предупреждая: убьет.

Я встал. Подойдя к При, поднял за подбородок ее лицо, поцеловал, словно молча клянясь в верности, ее блаженно сомкнувшиеся глаза и кончики губ. И тут вспомнил!

— Милая... С Новым годом!

С ней рядом мое время несется, как под откос.

— Что ты? Ой, уже первое?!

— Ну да. Это была самая сладкая новогодняя ночь в моей жизни. Я млею от тебя.

— Я тоже.

— Пойдем выпьем кофейку?

— Только я в душ схожу, можно?

— Можно. — Я кивнул, поддерживая обряд: «Все как велишь, дорогой!» И, не удержавшись, потискал атласное бедро с врезавшимся краешком трусиков.

Ни малейшего сексуального накала я в себе сейчас не ощущал. Зато видя, ощущая ее, переполнялся чисто эстетическим наслаждением. Торчал, прикасаясь к ней, как впервые познавший бабу подросток. Собственно, то, что я с ней чувствовал, и было впервые. Возможно, у других это случается в подростковом возрасте. А меня вот угораздило сейчас. На кухне я любовался тем, как При курит, чуть прихватывая фильтр губами, как отхлебывает кофе, глядя на меня поверх кружки, млел, предвкушая деловые разговоры. Одно дело, когда сортируешь и обсуждаешь информацию с напарником или партнером ради того, чтобы выжить или заработать. И совсем, оказывается, другое — когда говоришь с обожаемой женщиной о деле, которое вам обоим нравится.