Автопортрет, или Записки повешенного

Власть пытается поменять приоритеты в раскрытии преступлений. Самые главные преступления, которые совершались в России, не экономические, а политические, – это убийство Влада Листьева, это убийство Холодова, это убийство Старовойтовой, это покушения на журналистов, это взрывы в Москве, это взрыв в Волгодонске, это подготовка к взрыву домов в Рязани – все это работа спецслужб. Спецслужбы говорят: нет, господа, нет, россияне, дорогие, это не главное, главное – что украл Аксененко или не украл Аксененко; главное – как Березовский в «Аэрофлоте» работал, когда он ни одного дня там не проработал; главное, что Гусинский надул «Газпром»; главное теперь, что, оказывается, Вяхирев вывел активы из «Газпрома». А Владимир Владимирович чем занимался, интересно, когда он был заместителем мэра города Санкт-Петербурга? Сколько там в это время, в его бытность, было совершено экономических преступлений? Владимир Владимирович не преследуется Генеральной прокуратурой.

Поэтому абсолютно очевидно, что это те приоритеты, которые власть установила сегодня в раскрытии преступлений. И понятно, что народ с большим энтузиазмом борется с коррупционерами, борется с богатыми. Это в традициях нашего народа (должен заметить, не только нашего). Но главные преступления власть укрывает – преступления в Чечне против целого народа, преступления против москвичей, преступления против жителей других городов – вот что власть пытается скрыть.

Как только президент произносит разные слова вроде «переведем из свидетелей в обвиняемые», начинается активность прокуратуры. Президент не имеет права вообще давать юридических оценок. А он дает команды. Это все продолжение разговора о дубине, которой он намерен размахивать. Путин защищает свою позицию с помощью дубинки. Из всего, что говорил Путин, я запомнил «мочить в сортире», «замучаетесь пыль глотать» (это обращаясь к русскому бизнесу – «замучаетесь пыль глотать»), «отрежем так, что больше не вырастет». Вот и вся терминология президента России. Вот и все, что я запомнил, к сожалению, из того, что сказал Путин. Это полубандитский сленг, абсолютно низкого качества по содержанию. А большинство населения – не блатная часть населения. Ей нужна другая аргументация. Блатная ее не устраивает.

Олигархов хотят посадить многие, но только вряд ли это кому-то удастся. Знаю только одно: правоохранительные органы, которые сейчас действуют в России, – ФСБ, МВД – являются прямыми наследниками тех правоохранительных органов, которые существовали при советской власти. Они генетически воспитаны так, что ненавидят всех, кто занимается предпринимательством. Будет еще не одна попытка бороться с олигархами, с теми, кто занимается бизнесом, но мне кажется, что сейчас силы уже на стороне тех, кто строит новую Россию, а не тех, кто пытается стащить ее назад. В Генпрокуратуре России тоже работает много бесстыжих и недалеких людей, нарушающих закон. Но время, когда власть в России была у людей с голой задницей, прошло.

То, что делает Генеральная прокуратура, – это абсолютно грубый шантаж и устрашение, это запредел. Президент, когда находился в Нью-Йорке, дал указания Генеральной прокуратуре, сказал, что Березовский легко может быть переведен из свидетелей в обвиняемые. Это наподобие того, что делал в свое время Примаков вместе с предыдущим генеральным прокурором Скуратовым, который спрашивал его разрешения на возбуждение уголовного дела. При этом президент не ограничивается тем, что дает прямое указание Генпрокуратуре, он еще замахивается дубиной и рассказывает, как он будет бить по голове.

Слова президента в интервью газете «Фигаро» накануне его поездки в Париж, где он абсолютно конкретно сказал, что собирается бить по голове дубиной, отвечая на вопрос, где упоминалась моя фамилия, не могут не впечатлять. Когда президент великой страны говорит в таких терминах – это, с одной стороны, необычно, а с другой – конечно, это нельзя не принимать всерьез. И я воспринял это – всерьез.

Поскольку я занимаюсь политикой в России, я готов к тому, чтобы сидеть в тюрьме. Но я, естественно, никогда не приму обвинения в нарушении российского законодательства. Я готов сидеть в тюрьме, когда меня будут привлекать по политической статье, которая сегодня в Уголовном кодексе отсутствует, и когда будут озвучены для всех очевидные признаки именно политического дела.

Я сразу понимаю, умен человек или глуп. Но добрый он или злой, я понять не могу. Я верил в Путина, но он изменился. Когда он возглавлял ФСБ, я часто наведывался к нему и видел на его столе в кабинете на Лубянке бюстик Дзержинского. Я посчитал, что он остался от предшественника, и не придал этому факту особого значения. Позже, когда Путин стал премьер-министром и переехал в Белый дом, вместе с ним переехал и маленький Феликс Эдмундович. Мы беседовали, пили чай в комнате отдыха премьерского кабинета. Я заметил знакомый бюстик на новом письменном столе Путина. Меня тогда кольнуло предчувствие…