Автопортрет художника (сборник)

Мы сели, и он начал считать. Выходило по пять долларов. Это был полный крах. О’кей. Я сказал:

– Ну что же, хоть по пять.

– Компьютер, – сказал брат и рассмеялся.

– Ну, хоть по пять, – повторил он за мной, и мы на босса уставились выжидающе.

– Ребята, – сказал он виновато, – тут еще момент…

– Какой? – спросил я.

– Ну, вы же купили у меня шкаф, – сказал он.

Мы даже и не удивились.

– Ладно, – сказал я. – А можно мы еще и в сентябре поработаем?

– Конечно, – обрадовался он, – ведь за шкаф вы еще мне немножко должны…

– Ну, а школа? – встрепенулся он.

– Да хер с ней, со школой, – сказал я.

– На хер нужно это сраное образование? – спросил я. – Одни беды от него. Все равно в рынке главное Хватка и Опыт, так?

– Так, – сказал он.

– Ну вот, мы у вас уму-разуму и поучимся, – сказал я.

– Я пас, – сказал брат, который всегда был отличником.

– Ладно, – сказал босс.

– Ты что, трахнулся? – спросил меня брат в троллейбусе.

– Еще месяц этой херни за счет школы? Тебе так нравятся эти кнопки чертовы? – спросил он.

– Мне не нравится школа, – честно сказал я.

– Там хотя бы можно ничего не делать, – сказал брат.

– Ладно, – сказал я, – а вдруг получится заработать?

– Сумасшедший, – сказал брат.

ххх

В киоске на рынке меня ввели в курс дела.

– Значит так, – сказал босс. – Вот носки, вот майки, вот рубашки, вот колготы.

– Ценники на все прикреплены, не вздумай ставить свою цену, – сказал он, – у меня знакомые ходят, проверяют продавцов.

– Да вы что, – сказал я, прикидывая, как обмануть проверяющих.

– Я людей знаю, – сказал он убежденно, – все люди жулики, и ты такой же.

– Верно, – сказал я.

– Главное, контроль, – сказал он.

– Думаешь, я не знаю, почему ты напросился работать? – спросил он.

– Решил, что я мало вам заплатил за кнопки, и намерен кинуть меня на розничной торговле, – сказал он.

– А я все равно тебя беру, а почему? – спросил он и сам ответил. – А у меня контроль. Так что работай, все равно лишнего не получишь.

– Какие проблемы, – сказал я и добавил искренне, – мне бы вашей сметке научиться.

– Умению кидать, – пошел ва-банк я.

– Ты не дурак, – сказал он. – Тогда откровенность.

– Что урвешь тайком, твое, – дал он мне первый урок. – Но урвать получится мало и не сразу. И, чур, не попадаться. Закон торговли.

– И на хер ОБХСС, – сказал я.

– Верно, любчик, – сказал он.

И ушел. Я оглянулся. Маленький, на три квадратных метра, железный киоск. В отличие от цеха, киоск не был адом. Киоск был переносным адом. Летом он раскалялся до плюс 40, зимой леденел. Обогревать его нельзя было. Проветривать – тоже. Повернуться можно было с огромным трудом. Меня поставили торговать колготами, рубахами и носками. Лучше всего шли носки. Поэтому с носков я никакого процента не получал. О’кей. Я закурил и начал торговать. Торговал честно всю неделю, все пятнадцать часов, что надо было сидеть в киоске.

– Молодец, – сказал босс, – приучаешь контролеров к тому, что ценники не перевернуты…

На обратной стороне ценника продавец ставил свою цену, выше обычной. Если удавалось по-быстрому продать рубашку не за 10 баксов, а за 12, два бакса шли в карман тебе. Но горе тем, кого ловили со своими ценниками. Босс думал, что я приучаю контролеров к тому, что у меня все честно, и жду прекращения проверок. А потом наторгуюсь со своей наценкой всласть. Так он думал.

Но мой план был куда проще и элегантней.

В конце недели я просто взял всю наторгованную кассу – долларов пятьсот, – закрыл киоск и выбросил ключ. Бояться было нечего. Разумеется, меня не оформили на работу, меня там, попросту, не было, в этом киоске сраном. Претензии предъявлять было не к кому. А выбивать деньги силой этому говну духу бы не хватило. Ведь это был кооператор, а не бандит.

Я подумал об этом, ухмыльнулся, и ушел с рынка навсегда.

Поехал домой, принял ванную, оделся понаряднее и нацепил на себя свои замечательные темные очки. Оставил половину денег на столе.

Телефон зазвонил.

– Любчик, – сказал босс, – там какая-то недостача, мы волну…

– Ужасно, – сказал я, – но, боюсь, ничем не смогу помочь, ключ я потерял, на работу больше не выйду, а то в школе ругать будут и в угол поставят.

– А деньги я оставил все, как были, – сказал я.

– А гребанные проверки и ОБХСС идут на хер, – сказал я и спросил: – что-то еще?

– Любчик, – помолчав, сказал он, – когда вырастешь, бери меня в долю, не забывай двоюродного дядю.

Это был единственный раз, когда я почувствовал в нем что-то человеческое. Я повесил трубку и вышел из квартиры. Оставалось решить, на что потратить эту невероятную сумму. Мебель? В жопу мебель! Она у нас была. Хоть и потрепанная. Я не спеша шел к парку, и увидел большой ларек с зарешеченным окошком. Так тогда продавали все.

– Что это у вас там в углу? – спросил я продавца.

– Баночное пиво, – сказал он, не оборачиваясь. – Импортное, дорогое, мальчик…

– Весь ящик, – сказал я.

– И три бутылки шампанского, – сказал я. – И пачку «Кэмел».

Он обернулся и, постояв с минуту, молча принес мне пиво, сигареты и вино. Я заплатил и оставил еще чуть-чуть.

– Это что? – спросил он.

– Это на чай, – сказал я.

– Сколько тебе лет? – спросил он.