Читаем Автопортрет художника (сборник) полностью

Нельзя сказать, что гибель соседей стала для истинного виновника происшедшего трагедией. Скорее, напротив. Олег Варонен, перечитав «Зиму тревоги нашей», которую проходил в школе абы как, понял, что нужно быть жестким. Прочитав «Банкира» и «Финансиста» утвердился в том, что в «Зиме тревоги нашей» все правда. И уже на следующий после погрома день тихонечко поменял замки на дверях погибшей молодой четы, и начал мухлевать с документами на жилье.

В 1992 году Олег квартиру приватизировал и продал.

На вырученные деньги он купил фуру автоматов у молдавских добровольцев, собиравшихся на войну с Приднестровьем – ребятам не хватало вина для храбрости, – и перепродал эту фуру министерству обороны с десятикратной наценкой. Половину отстегнул куда надо.

… постепенно сирота Олег, – а в Молдавии сирота это вроде как безногого, и лучше даже быть безногим, чем сиротой, ну, в Молдавии, конечно, – обзаводился связями, как породистая собака, вышвырнутая на улицу, блохами, паршами и экземами. К середине 90—хх Варонен стал вполне респектабельным бизнесменом. У него было пять трехэтажных домов, сто цехов по производству Всего На Свете – от шпрот до носков, – и масса планов. Он приватизировал туристическую базу, и открыл в ней Художественный Унифицированый Иниститут Нанотехнологической Антропологии. Сокращенно – ХУИНА. Его племянник стал министром приватизации Молдавии. Олег был в зените, ну, или в закате, потому что он постепенно забывал русский и совсем уже забыл значение некоторых слов.

Если бы кто-нибудь сказал Варонену, что в этот момент из далекой точки мира начал свой путь человек, самому Олегу неизвестный, который приведет его к гибели, олигарх бы сказал только одно. Он сказал бы:

– Ха– ха.

ххх

Токуги Икагара был неудачником во всех смыслах.

И, как и все люди Востока, невероятным лгуном, психопатом, выдумщиком и треплом.

В жизни у него ничего не получалось. Начиная с того, что он закончил школу с самыми худшими оценками, и заканчивая тем, что у него всегда были самые слабые удары на занятиях карате. Токуги был невероятным недоразумением. Он не смог даже стать ассенизатором в рыбацкой деревушке, как его отец, или дед. Родители Токуги жалели, что закон о прорежении населения – ну, когда в деревнях душили каждого пятого младенца, потому что еды было мало, – отменили еще в 16 веке. Поэтому они выгнали Токуги, и тот отправился бродяжничать по Японии. В порту он прибился к американцам, и уплыл на танкере в Коста Рику, где и устроился помощником повара в каком-то кафе.

Там, где его никто не знал, Токуги смог, наконец, стать классическим японцем.

Он раздувал ноздри, орал, а не говорил, презрительно хохотал, готовил какую-то неудобоваримую хуйню, заставляя всех ей восторгаться, дрочил на комиксы с широкоглазыми девчонками, и ходил с нунчаками. Все это продолжалось до первой уличной драки, где Токуги избили его же нунчаками. Спасти репутацию после этого было невозможно и Токуги подался в Венесуэлу. Там он устроился помощником повара в кафе, стал презрительно хохотать, орать, а не говорить, носить нунчаки, и… Все закончилось после первой же уличной драки.

Так Токуги Икагара перебрался в Бразилию, оттуда в Чили, оттуда в ОАЭ, а затем в Португалию, а уж оттуда в Бухарест.

Но даже в обтруханном Бухаресте Токуги не сумел, говоря по-японски, сохранить лицо.

Поэтому ему пришлось бежать в Молдавию.

Здесь Токуги понравилось. Его взяли на работу шеф-поваром в ресторан с дебильным псевдо-японским названием «Им-хуй-нет» только потому, что у него был паспорт Японии и он орал, а не разговаривал, да еще и презрительно хохотал по любому поводу. В общем, выглядел типичным японцем. Токуги понял, что Молдавия – его последний шанс. Поэтому постарался не ввязываться здесь в уличные драки, и даже взялся за то, чтобы обучить персонал традиционным приемам карате. Заведение – в гигантском супермаркете аж в три этажа, – пользовалось успехом. Тем более, что у Токуги и правда стали получаться некоторые блюда. Правда, он использовал для этого запрещенные приемы.

– Моя считать так, – сказал он семерым парням, набранным в обучение при большом конкурсе.

– Приема нет запрещеная, есть только та которая побеждать, да? – сказал он.

– Хэй-ха! – сказали хором парни.

– Халасо, – сказал повар, и показал ребятам запрещенный прием.

Спустил штаны, подрочил, и брызнул прямо в мидии.

– Видеть сито мидия выглиадит савсем-савсем свежий типель? – спросил он.

– Как будта пряма сиводня с моля пливезли этат мидия, – восхитился своей работенке Токуги.

Но такая работа, объяснил он помощникам, требует много сил и хорошего питания. Так что кусочек мидии, – до того, как ее освежаешь, – можно скушать. Это будет компенсировано тем, что ты потом в нее добавишь…

– А исе в Малдавия весь зиелень какой-та нисвезый, – сказал Токуги.

– Зелинь абизатильна освизать! – сказал Токуги.

После чего помочился на зелень и взмахнул пучком, встряхивая лишние капли. Семеро официантов переглянулись. Но, видимо, запрещенных приемов действительно не бывает.

Петрушка и правда стала выглядеть посвежее.

ххх

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман