Автопортрет: Роман моей жизни

Я и без Дуэля уже нацеливался на МОПИ, потому что он был в пяти минутах ходьбы от дому, а исторический факультет я предпочел филологическому, потому что срок обучения на нем был четыре года, а не пять.

Люди, имевшие трудовой стаж или службу в армии, шли вне конкурса, а у меня за плечами и то, и другое. Тем не менее вступительные экзамены хотя бы на тройки сдать было надо. Мои знания разных предметов по той причине, что из десяти классов средней школы я в пяти не учился, выглядели очень нестандартными. Что-то я знал выше требуемого уровня и даже намного, но о чем-то, известном каждому пятикласснику, не имел ни малейшего представления. Первый экзамен по древнерусской истории я сдал на пятерку с ощущением, что ориентировался в предмете лучше экзаменатора. Вторую пятерку получил за сочинение. На немецком сильно плавал и уже думал, что не пройду. Но преподавательница сказала, что, к сожалению, больше тройки поставить мне никак не может, чем очень меня утешила: при наличии двух пятерок тройки по остальным предметам меня устраивали.

Принимавший экзамен по русскому устному молодой человек, может быть, из аспирантов, быстро обнаружил, что с грамматикой я практически не знаком. Заметив, что я не очень знаю разницу между причастием и деепричастием, он вздохнул и развел руками:

– Вам впору двойку ставить.

Я возразил:

– Но это будет несправедливо.

Он спросил:

– Почему?

– Потому что я плохо знаю правила, но пишу грамотно.

Он покачал головой:

– Нет, вы не можете писать грамотно.

Я попытался его уверить, что могу. Он не верил. Я сказал:

– Но я сочинение написал на пятерку.

Он насмешливо сощурил глаза:

– Так-таки на пятерку?

Я предложил проверить. Он не поленился, пошел, проверил. Вернулся в сомнениях.

– Да, у вас стоит пятерка, но это значит, что вы у кого-то списали.

Я продолжал спорить:

– Вы же знаете, что неграмотный человек даже списать правильно не сможет. А кроме того, переправьте пятерку на двойку, если найдете у кого-нибудь такое же сочинение.

Он все еще колебался. Тогда я предложил проверить меня на конкретных примерах.

– Хорошо, – уступил он. – Как вы напишете «тоже» – вместе или отдельно?

Я сказал:

– По-разному.

– То есть?

– Ну, например, «Коля тоже с мамою» – вместе, «Оля то же самое» – отдельно. Надеюсь, вы поверите, что это я ни у кого не списал.

Он поверил и согласился, что раз я пишу грамотно, то хотя бы тройки заслуживаю. А мой тогдашний друг филолог Владимир Лейбсон позднее вписал мой пример с «тоже» и «то же» в методическое пособие по изучению русского языка.

Маленькая трагедия

Самым кошмарным и почти трагичным оказался для меня, как ни странно, экзамен по литературе. Его принимали две женщины: пожилая, подслеповатая, в очках с маленькими стеклами, и блондинка лет тридцати, с большой грудью и высокой прической. Мне достался билет о Пушкине. Я довольно бойко изложил его биографию и тем надеялся ограничиться. Но молодая вдруг прицепилась ко мне: «Знаете ли вы, что такое «Маленькие трагедии» Пушкина?» Этим вопросом я был загнан в тупик. То есть «Маленькие трагедии» я как раз знал, как более или менее все остальное у Пушкина. Но «не проходил» в школе, не заглядывал в предисловия и понятия не имел, что у Пушкина к какому жанру относится.

Блондинка от меня не отставала:

– Какие вы знаете маленькие трагедии? Назовите! Хотя бы одну!

Я растерялся, разволновался, у меня вылетело из головы все, что до того в ней помещалось. Стал лихорадочно соображать, что же может быть «маленькими трагедиями». На ум пришли почему-то «Повести Белкина», однако ни одного титула я, перечитавший их не меньше десятка раз, вспомнить не мог, а только вертелось в голове: одно название состоит из двух слов и пишется через черточку. Это воспоминание соединилось с примером из грамматики (все-таки что-то из нее я знал), когда в каких случаях употребляется дефис: «Маша-резвушка сидела у окна с книгой».

– «Маша-резвушка», – пролепетал я, сам сознавая чудовищность своего ответа.

– Маша-резвушка? – переспросила пожилая. – Вы думаете, что у Пушкина есть такая «маленькая трагедия»?

– Какой ужас! – схватилась за голову блондинка.

Здесь уже пахло не двойкой, а позорным колом. Но, видно, пожилая почувствовала, что тут что-то не то.

– Скажите, – спросила она очень мягко, – а вы что-нибудь слышали о произведении Пушкина «Скупой рыцарь»?

– Слышал, – сказал я, – и даже могу прочесть отрывок.

– Ха-ха, – в голос рассмеялась блондинка.

– Ну, прочтите, – сказала пожилая.

– Пожалуйста.

Я разом пришел в себя:

Как молодой повеса ждет свиданья
С какой-нибудь развратницей лукавой
Иль дурой им обманутой, так я
Весь день минуты ждал, когда сойду
В подвал мой тайный…

– Темный, – сказала блондинка.

– Тайный, – возразил я.

– Ну, хорошо, – сказала пожилая. – А «Моцарта и Сальери» вы тоже читали?

– Конечно, – сказал я и процитировал: