Автопортрет с устрицей в кармане

– Где я? Что я делаю? – сказала она с неожиданной горечью. – Отчего я страдаю? Я брожу по дому, натыкаюсь на вещи, я сама себе противна, и все это из-за него. Разве я для него что-нибудь значу, чтобы вот так унижаться? Конечно, он этого не видит, – но я-то вижу! Когда ему пришлось признаться, что он ухлестывал за Эмилией, разве он был смущен, хотя бы на миг? Ему было досадно, что я об этом узнала, – но и все. Ни жалости, ни печали, хотя бы ради приличий! Безучастный, невозмутимый – что мне было негодовать? и что теперь жаловаться? А я полна унынием, я волнуюсь из-за него, зная, как он меня оскорбил и не придал этому важности? Я дрожу при мысли о том, что ему грозит? Я могу отплатить ему так, что никто не сочтет этого недостаточным, – и я этого не делаю?.. Он ходит тут, как ни в чем не бывало, шутит с мисс Робертсон, смотрит битву при Бэкинфорде – кстати, он обещал мне бинокль – или собирается на рыбалку, потому что сейчас тот самый момент, когда все клюют на крючок номер восемь… Он смеется надо мной! Он думает, я не буду разговаривать с ним день-два, а потом помирюсь, потому что кто же в здравом уме бросит такое сокровище. Он ошибается. Я была добра с ним, но если он судит обо мне по прежней дружбе, – если он думает, что я не пойду сей же час к инспектору и не выложу ему все, что я вчера видела и что об этом думаю – он очень ошибается. Да, я пойду. Пусть на него рухнет все, чего он заслуживает, потому что он довел меня до того, что я хочу ему зла… Господи, я смеялась его историям, вспоминала их, когда оставалась одна, волновалась, как он там в Италии и сумеет ли оттуда выбраться, а теперь все дурное, что с ним случится, будет оттого, что я этого хочу?.. Займи себя чем-нибудь, в конце концов, – решительно сказала она себе, – так нельзя.

* * *

– Мисс Робертсон, – сказал Роджер, – я не знаю, чем вы заняты, но прошу вас это отложить. Я был сейчас в Бэкинфорде – там ведь нынче битва – и среди прочего поговорил с миссис Мур, и она рассказала мне много интересного. Вы – прекрасный собеседник, мисс Робертсон, я прошу вас, выслушайте все, иначе меня разорвет.

– Конечно, мистер Хоуден, я всегда рада вас слушать, а после того, что вы вчера для меня сделали… Кстати, насчет этого…

– Так вот, – пустился Роджер, не слушая мисс Робертсон, – прежде всего она рассказала, что утром инспектору звонили и что она по чистой случайности все слышала. Сперва он молчал – видно, ему что-то рассказывали – а потом спросил: «Значит, его видели там вчера?» А потом: «Да, это я понял, но это достоверные сведения или просто кто-нибудь видел его с копьем в руке, идущим по верхушкам деревьев?» А потом: «Это ведь миссионер, я правильно понимаю? А какой конфессии? Нет, я не знаю, кто из них больше склонен привирать, но на всякий случай…» А потом: «Где он взял фотографа? Отбил его у каннибалов? Зачем?.. Ну, если вы так говорите… Да, я понимаю, что в глазах публики… Да, доблестные поступки надо запечатлевать, иначе кто о них потом вспомнит». А потом: «Жесткое и невкусное, я понял. Потому с ним можно только фотографироваться. А после этого он вернул фотографа каннибалам? Нет, я просто спрашиваю…» А потом: «Итак, вы уверены, что он не покидал этих мест?.. Да, меня это вполне удовлетворит. Да, спасибо». Он повесил трубку и с выражением сказал: «Бореле». Миссис Мур уверена, что он сказал именно «бореле», хотя не понимает, что это значит.

– Кажется, это злой дух, – внезапно сказала мисс Робертсон. – Я вспоминаю, что читала об этом. Они враждебны ко всем приезжим.

– А к постоянным жителям?

– К постоянным жителям, кажется, тоже. Как вы думаете, о ком он разговаривал?

– Видимо, о Генри, – сказал Роджер, – иначе я ничего не понимаю. Вы считаете, он уже исчерпал всю прочую природу и теперь ловит злых духов?

– Это было бы благородно, – сказала мисс Робертсон. – Представьте, он приезжает в какую-нибудь деревню, где уже бывал раньше, и встречает непривычную тишину и подавленность; никто не поет песен, не смеется в баобабах; он начинает допытываться и узнает, что в деревню пришла беда, всех страшит злой дух, который поселился здесь и ежедневно требует не знаю чего. Что ему может быть нужно?.. В общем, у него какие-нибудь завышенные требования. Конечно, Генри без колебаний вступает в схватку со злым духом и тот, видя, что дело плохо, уходит в другую деревню, где все такие, или решает измениться и стать добрым… так вообще бывает?..

– Не знаю, – сказал Роджер. – Кажется, нет. А на что, по-вашему, Генри сдался инспектору?

– Сегодня утром он тоже о нем расспрашивал, – сказала мисс Робертсон. – Когда всех нас спрашивал о том, что было вчера. Я, видимо, совсем ничего не соображала. Кажется, я рассказывала ему историю, как Генри кинул в обезьяну ключом, чтобы она кинула в него другим. Он такой находчивый. Танкред потом это запомнил и все твердил: «Обезьяна дала мне ключ». Кстати, насчет вчерашнего…