Паропровод в автоклавной с самого начала вызывал опасения Полушубина. Ясно же, что нельзя перегретый пар пускать через резиновый шланг. Рукав либо сойдёт с оливки, либо хомуток перережет ставшую непрочной резину. В обоих случаях результат будет один и тот же. И вот, пожалуйста. Теперь «фитюлька» сидит у него за кухонным столом и твердит, размазывая с ресниц тушь:
— Валерий Александрович, ведь вы же подписали разрешение на строительство времянки!..
Это была правда, Главный инженер давил на Полушубина, и тот завизировал документы, решив, что полгода времянка продержится, а через полгода он уже давно будет на пенсии. Так и вышло, только Валерий Александрович не рассчитал, что «фитюлька» разыщет его адрес и явится к нему домой.
— Подписал, — признал Валерий Александрович, — потому что объект надо было сдавать. Сорвали бы сроки — остались бы без премии. А вы должны были составить дефектную ведомость и не давать разрешения на пуск, пока всё не будет переделано. Так что я тут ни при чём. Ваша недоработка.
«Фитюлька» ушла в слезах, а Валерий Александрович уже не брался за кисть в этот день. Стараясь успокоиться, он перечитывал конспект «Очерка физиогномических сведений», удивляясь простоте рекомендаций и безаппеляционности тона:
«Люди решительные и твёрдые в убеждениях имеют брови прямые», — читал Валерий Александрович.
Отложил конспект, придвинул зеркало. Брови как брови, сросшиеся, над глазницами слегка приподнятые. У висков ширины восемь миллиметров, посредине — двенадцать. Странно, неужели из-за этих четырёх миллиметров разницы из его облика исчезает решительность? Но ведь она у него есть! Только что он весьма решительно дал понять Инге Петровне, что не собирается отвечать за чужие ошибки.
Валерий Александрович взял измеритель, транспортир, приложил к лицу. Точно, двенадцать миллиметров. Хотя... можно, пожалуй, и одиннадцать. Не сталь же измеряет, живое тело, допуски большие. И угол разлёта бровей он, кажется, завысил. Надо градуса на полтора поменьше...
Третья попытка создать автопортрет тоже не удалась. Валерий Александрович не сумел состыковать глаза и брови с остальным лицом. Глаза жили сами по себе, а всё остальное замерло в напряжённой неподвижности. Казалось, портрет приник к окуляру спектроскопа и считывает показания.
С этим Валерий Александрович смирился бы. Сосредоточенное лицо не так плохо. Во всяком случае, любой увидит, что на портрете не какой-нибудь вертихвост, а человек серьёзный и занятый важной работой. Гораздо хуже обстояло дело с фоном. Когда Валерий Александрович попытался изобразить занавеску за своей спиной, эффекты картины нарушились, щёки портрета забликовали, а всё лицо ушло вглубь. Получилась на картине портьера с большой дырой посредине, а в эту дыру, словно позируя довоенному фотографу, выглядывает лицо. Сплошное безобразие.
Вслед за розовой лепёшкой и «пуантилизмом» была закрашена и «дыра». Подтверждая наличие у себя решительности, Валерий Александрович приступил к картине в четвёртый раз.
Но прежде он вновь сходил в библиотеку и, просидев там семь часов (с перерывом на обед, разумеется) переписал из «Очерка физиогномических сведений» всё, что посчитал важным.
Новый вариант Валерий Александрович начал с занавески. Потом, как и в прошлый раз перешёл к волосам, лбу... Но теперь у него под рукой постоянно находилась раскрытая тетрадь, и работая, Валерий Александрович бормотал про себя:
— Лоб широкий и открытый изобличает человека честного, отличающегося благородностию натуры.
Валерий Александрович отложил кисть и взялся за измеритель. Нет, он не собирается приукрашивать себя, всё должно быть в пределах допуска. Он не хочет приписывать себе каких-то там дворянских добродетелей, но честным-то он был всегда! В жизни копейки чужой не взял. А чего стоит хотя бы позавчерашняя история? Только глубоко порядочный человек способен поступить так, как он.
В тот день Валерий Александрович отправился в магазин. Занявшись живописью, он не мог как прежде контролировать работу торгового центра, но, когда приходил за покупками, то строго проверял взглядом зал, продавцов и покупателей. Обходя стеллажи и витрины-холодильники, Валерий Александрович заметил вора. Сначала он не понял, что делает эта старушка, зачем складывает пачки масла в бидон, лишь потом сообразил в чём дело и восхитился хитроумному плану. Бабка купила литр разливного молока в трёхлитровый бидон, а остальное пространство собиралась заполнить маслом. Расчёт прост: не станет же кассир шарить на дне бидона, возьмёт с неё как за три литра молока — и дело с концом. Но на пути похитителя появился Валерий Александрович. Он не стал хватать старушку за воротник и тащить к ответу. Он просто подошёл к администратору, тихонько показал нарушительницу и объяснил, чем та занималась.