Автор тот же

Вадим прикинул, какова цена славы школы в случае его успеха, и решил идти ва-банк. Заявил учительнице: „Постановку сделаю. Но! От уроков химии до конца полугодия — освобождаете! (А разговор-то был в середине января.) При этом и за обе четверти, и в году получаю по четверке“. Светлана Ивановна от такой наглости потеряла дар речи. Выдавила из себя вопрос: „Зачем?“ Вадим легко объяснил: „Думать надо много, сценарий разрабатывать, подбирать литературный материл, музыку, работать с исполнителями. Еще — оформление зала“. Вспомнив, что говорит не только с учительницей, но и с комсомольским вожаком, членом парткома школы, добавил: „Надо материалы последнего съезда КПСС еще раз проштудировать. Сами понимаете, здесь ошибиться нельзя! Дело-то политическое!“ Светлана Ивановна растерялась окончательно, ей уже мерещился выговор по партийной линии за срыв особо важного поручения. Сказала: „Хорошо!“ Но Вадим и не думал на этом останавливаться: „Кроме того, иногда, не всегда, но иногда, я буду снимать с уроков химии особо нужных мне актеров!“ (Вадим уже предвкушал, как в обмен на жвачку и только недавно появившиеся шариковые ручки, которыми в изобилии обладали дети родителей, ездивших в загранкомандировки, он будет выдавать индульгенции на пропуск уроков химии…) „Хорошо!“ — уже обреченно согласилась Светлана Ивановна, „Но это не все. Если мы выиграем районный смотр — вы обеспечите мне четверку по химии в аттестате“. Увидев по реакции учительницы, что перебрал, Вадим решил слегка подлизаться: „Вы же понимаете, тройка мне сильно испортит средний бал, и с поступлением в институт будут сложности“. В это время уже несколько лет в стране шел эксперимент: к сумме баллов, полученных на вступительных экзаменах в институт, добавлялся среднеарифметический бал школьного аттестата. Поэтому тройки по физкультуре и труду могли поставить крест на судьбе одаренного математика или, например, историка… Перспектива победить на районном смотре, а значит, и получить грамоту от райкома, а то и горкома КПСС, лишили Светлану Ивановну остатков воли и разума, и она продублировала директора еще раз: „Давай! Это для нас важно!“

Вот тут и подошла очередь Вадима растеряться и испугаться! Отступать было поздно, а что делать — непонятно. Короче говоря, Илоне все-таки пришлось заниматься постановкой. Опосредованно, через Вадима. Однако какие бы тайны ни окутывали рождение школьной постановки, но когда на сцене появлялись перемотанные окровавленными бинтами солдаты, а из-за кулис с пластинки через усилители на зрителей обрушивалось „Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…“, зал, наполовину состоявший из учителей и родителей, переживших войну по полной программе, плакал по-настоящему. Постановка заняла первое место не только на районном, но и на городском конкурсе. Светлана Ивановна свои обязательства выполнила. На экзамене, не успел Вадим взять билет и сесть за парту, она подошла и в течение пятнадцати минут, не обращая внимания на удивленные взгляды представителя роно, тихо и четко диктовала Вадиму правильные ответы. Но когда роношная дама предложила поставить блестяще сдавшему экзамен Осипову пятерку, Светлана Ивановна, все-таки честная комсомолка, возразила, что этого делать не следует, так как она немного помогла Вадиму разобраться с первым вопросом билета. Роношница, которая заподозрила наличие вполне определенного рода договоренностей между родителями этого мальчика и школьной учительницей, сразу успокоилась и настаивать на пятерке не стала. Так Вадим и Светлана Ивановна исполнили договор.

Но кошмар продолжал мучить Вадима еще многие годы…

В заочную аспирантуру Института государства и права Академии наук СССР Осипов поступил и сдуру, и с горя одновременно. Имея как краснодипломник рекомендацию Ученого совета на поступление в аспирантуру без двухлетней отработки, в родном институте реализовать свои права он не мог. Завкафедрой гражданского права, тщательно скрывавший свою принадлежность к еврейской национальности, полукровок в аспирантуру категорически не брал. Боялся, наверное, обвинения в протекции „своим“. В адвокатуру Вадима в первый год не приняли. Получалось, что две желанные двери оказались закрытыми. Вот он с горя и подал документы в ИГПАН. Самую крутую аспирантуру, куда и профессора МГУ своих детей пристроить не всегда могли. Поскольку шансов поступить не было, никаких, на экзаменах Вадим не волновался, отвечал легко. Что знал. А знал немало и совсем неплохо. Ведь не химия же…