Религиозность диктатора находила отражение в том, что государственные и партийные документы упоминали о важной роли католической церкви. Строго говоря, у католицизма не было специфической политической доктрины, которая могла бы стать частью идеологии режима. Но церковь, безусловно, получила официальные рычаги влияния в плане введения цензуры на культурную жизнь страны. В частности, на развитие кинематографа и театра. Некоторые известные художественные фильмы, снятые испанскими режиссерами и получившие международное признание, оказались на родине под запретом. В то же время сам Франко мог при желании отменить любой запрет и снять любые ограничения. Он, например, весьма благожелательно относился к Сальвадору Дали, заказывал ему портрет своей внучки и выделил помещение для музея. И это при том, что творчество Дали вряд ли могло считаться образцом с точки зрения католической морали. Но художник выказывал почтение диктатору, а это было куда важнее.
Важным элементом идеологии режима была идея государственного единства Испании, исключавшая любые формы автономии регионов — в первую очередь Каталонии и Страны Басков. Здесь следует напомнить, что и гражданскую войну 1936–1939 годов армия Франко вела под лозунгом борьбы с сепаратизмами всех видов. После укрепления режима было запрещено официальное использование баскского и каталонского языков. Ограничивались и запрещались все иные формы национальной самобытности (вплоть до каталонского национального танца «Сардана»).
Еще одним элементом государственной идеологии франкистской Испании стала одна из версий корпоративистского учения. Согласно положениям этого учения, предприниматели, руководители компаний и наемные работники должны были объединяться в профессиональные (либо отраслевые) структуры — корпорации. Последними подменялись и профсоюзы, и объединения предпринимателей. Идея корпораций противопоставлялась марксистской идее классовой борьбы (точнее, марксистской версии этой идеи). И хотя членство в корпорации особо не стесняло руководителей компаний и фирм, вступление в нее считалось обязательным.
В отличие от Испании в Португалии примерно те же идеологические установки были закреплены в Конституции 1933 года, а также в ряде других законодательных актов. Таким образом, этим установкам был придан статус общеобязательных. В этом смысле политический режим Салазара действительно мало чем отличался от тоталитарного. Для его обозначения было введено специальное понятие —
Признавая важную роль католической церкви, государственная идеология при Салазаре все же устанавливала отделение церкви от государства, что было закреплено в статье 46 Конституции. Придавая большое значение идее величия португальской нации, данная идеология тем не менее отрицала расизм и расовые теории. Вероятно, тут большое значение имели отношения с бывшей колонией, большой португалоязычной многонациональной страной — Бразилией. Государственный национализм в Португалии нашел отражение в своеобразной доктрине лузотропикализма, подразумевавшей органическое (или семейное) единство португальцев и народов португальских колоний. Лузотропикализм оправдывал цивилизационную миссию португальских колонизаторов, в частности, тем, что на колонизуемых территориях устанавливалась расовая демократия, то есть фактическое равенство рас. На самом деле в данной доктрине угадывалась мысль о естественной иерархии: белые португальцы в этой дружной потугалоязычной семье все же должны были чувствовать себя хозяевами, а не белые скорее слугами. Так или иначе, все эти идеи, нашедшие свое выражение в работах бразильского писателя Ж. Фрейре, пришлись по душе Салазару и его приближенным.
Корпоративизм в Португалии также был отражен в специальном законодательном акте — Национальном трудовом статусе.
Нет сомнений в том, что идеология, закрепленная в Португалии в качестве официальной, при всей схожести с идеологиями фашистских режимов Италии, национал-социалистической Германии и франкистской Испании, несла на себе отпечаток личности Антонио Салазара. Позднейшие коррективы в нее вносились также в соответствии с тактикой и вкусами диктатора.