Авторитет из детдома

В это время к Гандыбиным подошел следователь и осторожно кашлянул.

– Можно задать вам несколько вопросов? – обратился он к Тамаре.

– Да, конечно.

– Вы не видели в последние дни возле дома ничего необычного? Например, подозрительных людей, машины, технику…

Перед внутренним взором девушки сразу же всплыл образ молодого человека, с которым она разговаривала совсем недавно. Но Тамара решила пока что промолчать. Слишком уж убедительно он говорил о ее отце, о детдоме, об украденных документах. А вдруг это все – правда? Она могла бы прямо сейчас отдать им телефон, оставленный для связи, и сказать контрольную фразу. Но тогда она никогда не сможет узнать о себе и о своих настоящих родителях, а один из них, если верить незнакомцу, жив. Документы, отданные юношей, лежали в ее сумочке. Как он сказал – они стоят жизни многих людей, и его в том числе? Сегодня она проверит, чего они стоят на самом деле. А пока что девушка недоуменно посмотрела на следователя, пожала плечами и сказала:

– Нет, ничего странного не замечала.

– Если вдруг что-нибудь вспомните – вот моя визитка, позвоните мне, – следователь протянул ей белую картонку с номером телефона и фамилией.

– Извините, мы тут уже все закончили… – повернулся эксперт к Гандыбину.

– Проваливайте все. И смотрите мне, найдите тех ублюдков, которые это сделали. Каждый день будете лично передо мной отчитываться. Свободны! – Гандыбин махнул рукой, указывая опергруппе на дверь.

Через минуту они с Тамарой остались наедине.

– Папа, прости, что я тогда на тебя наорала. Но ты должен меня понять – я не люблю этого Лаврецкого. Зачем ты настаиваешь? Он противный, мерзкий тип, с которым не хочу иметь ничего общего. Неужели ты не понимаешь, что я с ним не буду счастлива, – срывающимся голосом сказала Тамара.

– Успокойся, дочка. Ты же знаешь, как я тебя люблю. После того как умерла твоя мама, ты для меня самый близкий и родной человечек на свете. Да, Лаврецкий слегка несдержанный – а кто сейчас сдержанный? Но это дело времени. После свадьбы займешься его воспитанием, сделаешь из него покладистого надежного мужа. А рядом с такой красавицей, как ты, я уверен, что парень забудет свои подростковые забавы.

– Па, какие подростковые, ты что? Мужику под тридцать, а мозгов как у курицы.

– Тома, да пойми же – я забочусь о твоем будущем. Уже пора задуматься о семье, детях, собственном доме. Твой брак с сыном Лаврецкого обеспечит тебе безбедную жизнь. Ты сможешь позволить себе поехать стажироваться в любое заведение за границей, стать ученицей любого знаменитого художника – деньги ведь открывают все двери. Если захотите – сможете остаться там жить, мы со сватом противиться не будем. Тогда я смогу с легким сердцем умереть, видя, что будущее моей дочери и моих внуков в надежных руках.

– Папа, что ты говоришь? Какие внуки, какое – «умереть»?

– А что, скажи, могут предложить эти небритые полубомжи-ухажеры, которые постоянно вертятся вокруг тебя? – перебил дочь Гандыбин. – Бесконечные разговоры об искусстве – в то время как ты будешь разрываться между работами и пеленками? Не-е-ет, одним высоким искусством сыт не будешь. А гении среди них вряд ли есть. Я не позволю, слышишь, дочь, никогда не позволю, чтобы ты жила впроголодь с каким-то проходимцем-мазилой, рисующим за пять копеек портреты прохожих.

– Перестань! Что ты зациклился на этих деньгах? Да, у них нет роскошных особняков, автомобилей, денег, богатых родителей. В человеке главное не толстый кошелек, а то, насколько он интересен тебе, близок. Как бы тебе ни было смешно, но душу не украдешь, в отличие от всего этого, – Тамара кивнула головой в сторону пустого сейфа. – Забери у Лаврецких все, что у них есть, и кем они будут? Жалкими, эгоистичными людишками, норовящими обмануть и заработать на каждом встречном.

– Тамара, что ты говоришь! Они уважаемые в городе люди. Меценаты, поддерживают искусство.

– Папа, умоляю тебя. Они это делают до тех пор, пока выгодно.

– Хватит, – вдруг резко сказал отец. – Я решил, и точка. Потом еще мне спасибо скажешь.