Авторитетный роман

– Ничего я не прятал. И ничего не знаю. Врет ваша Майя, не было ничего такого.

– Мы же все равно докажем твою вину – в случае с Дзюбой и в случае с Базановым. Всеми силами на тебя, Майоров, навалимся, – угрожающе нахмурился Волковский. – Пожизненный срок получишь, так и знай.

– Ну, что ж, я буду не первым невинно осужденным.

– Это все слова, Майоров. Не говорить надо, а делать. Я тебя сейчас задерживать не стану, останешься здесь, завтра подъеду, и ты дашь мне ответ. Признаешься в убийстве Дзюбы – будешь отвечать только за него. Нет – всех собак на тебя навешаем. Даже тех, которых ты и не убивал.

– Кто бы сомневался.

– Думай, Майоров, думай, у тебя целая ночь впереди.

Следователь ушел, а Денис позвонил Рите. Возможно, это его последняя ночь на свободе, и ее он должен провести с любимой женщиной…

Глава 34

Кто-то заваривает кашу, кто-то ее расхлебывает. Так чаще всегда и бывает. Но случается и так, что сам ее заваришь, сам ею же и подавишься. Майя хорошо помнила разговор с Родионом, когда они обмывали сделку в ее новом кабинете. Она вдруг почувствовала себя большим человеком, выпустила острые коготки и царапнула по его самолюбию. Дескать, кто-то же должен за Фенимора отомстить. А ведь Родион сказал до этого, что не хочет связываться с Денисом. Надо же было ей клацнуть перед ним своими хищными зубами, укусить гордость крутого мужчины. Уязвила она его, потому и нашел он человека, который взялся «исполнить» Дениса.

– Не надо было чесать языком, девочка моя, будить во мне зверя. Но ты его разбудила. Своими глупостями запустила машину смерти… А я все по уму сделал, – думая о чем-то очень нехорошем, расслабленно сказал Родион. – Выследил твоего Дениса и взорвал его возле нового офиса. Это была тонкая работа, и стрелки четко упали на Ротшильда. Да, это была настолько тонкая работа, что и взрыв оказался тонким. Твой Денис остался жив. Но я пустил в ход секретное оружие, и Дениса твоего закрыли. И его не выпустят, если, конечно, ты не изменишь показания.

– Я не изменю.

Родион не шутил, он действительно вколол ей наркотики, после которых она призналась ему во всем. Даже в том, что ее неудержимо тянет к Денису. И место, где он утопил труп, тоже показала. А когда оклемалась, Родион дал ей бумагу, ручку и заставил написать заявление. Она отказалась, тогда он снова вколол ей какую-то дрянь, после чего на нее навалилась такая апатия, что отключились и стыд, и совесть. Под действием этих наркотиков она и отправилась в прокуратуру. На всякий случай Родион закрепил у нее на внутренней части бедра пластиковую коробочку со взрывчаткой и сказал, что приведет ее в действие, если она вдруг попробует вильнуть хвостом. И микрофон ей под грудь прицепил, чтобы держать под контролем. Но все это было лишним: у нее и в мыслях не было противиться его воле.

Она не была под кайфом, не витала в розовых облаках, перед ней не порхали ангелы с рожками, не было совершенно никакой эйфории. На безумие тоже не тянуло. Просто на нее навалилась махровая депрессия. Она все понимала и знала, что любит Дениса, но вместе с тем была похожа на заколдованную Золушку, которая не могла не выполнить чью-либо просьбу. Родион отдал ей приказ, и она его выполняла. Она побывала в прокуратуре, заявила на Дениса, показала место, где он утопил труп. Говорят, тело Дзюбы не нашли. Надо было бы порадоваться за Дениса, но ей все равно…

И еще ей надо было ехать в банк, но Родион держал ее взаперти. Майя даже не пыталась вырваться на свободу. Она должна быть дома, чтобы в любое время отправиться в прокуратуру и подтвердить свои показания. Рано или поздно ей оттуда позвонят. А чтобы она вдруг не взбрыкнула, Родион продолжал колоть ей наркотики, подавляя волю. Удовольствия в них никакого, зависимости она не чувствовала, но руку подставляла покорно. И Родион не скрывал своего ликования от того, что эффект от их применения превзошел ожидания.

– Я знаю, ты послушная девочка.

Но все-таки он постоянно находился рядом, глаз с нее не спускал. Как будто ее воля к сопротивлению могла вспыхнуть, как тлеющий уголек под порывом ветра. Своим присутствием он, казалось, перекрывал ей кислород.

– Да, я послушная. Только я не девочка. И не надо меня так называть.

Остатки воли в ней все-таки еще оставались, но скоро и они растворятся в пучине махровой апатии.

– Если ты не девочка, тогда ты шлюха, так? – спросил он, провоцируя всплеск эмоций.

Взгляд у него внимательный, проникающий, но вместе с тем и ехидно-насмешливый. Как бы она сейчас ни отреагировала, ей все равно не уйти из-под его контроля, и он это прекрасно понимал.

– Я не шлюха, – хоть и вяло, но все-таки возмутилась она.

– Ну да, ты же банкирша, – усмехнулся Родион.

– Да, банкирша.

– А как насчет того, чтобы банк отдать мне, а самой стать проституткой? – Он внимательно смотрел на нее: интересно было увидеть ее реакцию на свою заброшенную удочку.