Авторская песня 90-х (Сборник песен с гитарными аккордами)

На беду ему семнадцать и на счастье — сорок пять. Прощай двадцатый век, убогий и прекрасный, Прощай двадцатый шаг к безмерной высоте. Прощай двадцатый век, великий и ужасный, Мелькнувший над землей в крови и в нищите.

Мы спешили улетали, в неустроенные дали И бесстрашно проникали и в пространство и в века. Все, что можно, изучили, что нельзя — предугадали. Только сердце, наше сердце не постигли мы пока.

Век двадцатый нам зачтется, третья тысяча начнется

И в любви и в огорченьях потекут опять года…

Книга старая прочтется, с веком век пересечется.

Наша юность в нашем веке остается навсегда. Прощай двадцатый век, ты стал великой былью, Мы стоили тебя, когда ты был неправ. Прощай двадцатый век, ах, мы тебя любили! Прости своих детей за их нелегкий нрав.

Самолет мой

Yuri Sokolov ypsokol@vniisk.spb.su

Em H7 Em Am H7 Август в звездные метели гонит нас из дома. Em Am D7 G Самолет мой — крест нательный у аэродрома. E7 Am D7 G Не к полетной красоте ли вскинут взгляд любовно? Am Em H7 C Самолет мой — крест нательный неба голубого E7 Am D7 G Не к полетной красоте ли вскинут взгляд любовно? Am Em H7 Em Самолет мой — крест нательный неба голубого

Злится ветер — князь удельный в гати бездорожной. Самолет мой — крест нательный на любви безбожной. Свет неяркий, акварельный, под стрелой крылатой. Самолет мой — крест нательный на любви проклятой. 2 р.

Я сойти давно хочу, да мал пейзаж окрестный. Распят я и нету чуда, что летает крест мой. Даль уходит беспредельно в горизонт неявный. Самолет мой — крест нательный на тебе, и я в нем. 2 р.

Сентябрь. Дожди

Am Dm Дожди забренчали сонаты

E Am По клавишам мокнущих дней,

Am Dm И труб водосточных стакатто

G C Органных тонов не бедней.

A7 Dm Я вот уже многие годы

G C От каждого ноября

Am Dm Жду этой дождливой погоды,

E Am Все жду я, все жду я, а зря.

Am Dm

Ну вот наконец-то дождливый сентябрь,

G C

Ну вот наконец-то прохладная осень,

Am Dm

И тучи повисли косыми сетями,

E Am

И кончился месяц под номером восемь. Хоть я не наивен, как прежде, Твержу я: дождей подожди. Живу я в невнятной надежде, А годы идут как дожди. Последнему будет работа, Мой голубоглазый палач, Мой тысячный дождь для кого-то Всего только первый плач.

П-в А если бы жизни кривая Легла на ладонь, словно путь, Я смог бы, глаза закрывая, В грядущее заглянуть. Нет, лучше, пожалуй, не надо И так не в ладах я с судьбой. Известны исходы парадов, А чем же закончится бой?

П-в

Сердце поэта (памяти Александра Чака)

G C D7 На тротуаре сердце лежало, G C D7 на тротуаре, солнцем согретом. G C G Оно чуть дышало, оно чуть дрожало, C G D7 G мягкое, грустное сердце поэта.

H7 Em

Его уронила нечаянно утром

Em H7 Em

женщина с добрым рассеянным взглядом,

Am Em

когда доставала из сумочки пудру

Am H7 Em

или помаду, или помаду.

А ночью подвыпивший старый бродяга о сердце споткнулся, до смерти разбился. Собачники утром забрали беднягу смотри, этот парень неделю не брился.

И сердце забрали, а старший собачник,

который не думал над тем, что неясно,

решил, что ему привалила удача:

такое хорошее, свежее мясо.

Жена из фасоли и сердца поэта сварила еще неизвестное блюдо, и сыт был собачник, и все его дети, и все приходившие в гости к ним люди.

А после обеда неясные мысли

и светлые думы, и образов стаи

сменили в их душах тоску и угрюмость,

и все — как ни странно — поэтами стали.

История кончилась, в общем, удачно, но, честно признаться, уж вы не печальтесь, конец я придумал, все было иначе, и сердце осталось лежать на асфальте.

И об него спотыкается кто-то,

кто-то спешит, пробегая с ним рядом,

но ищет его до сих пор по субботам

женщина с добрым рассеянным взглядом.

— Баллада о вылитом роме

На свете жил солдат один из многих ненормальных. Он все пословицы был рад понимать буквально. "Дороги все приводят в Рим". А сколько их — дорог! И он все шел и шел по ним, но в Рим попасть не мог.

А он все шел, и каждый раз оказывался там, где вслед смотрели сотни глаз солдатам как врагам. "Дороги все приводят в Рим". А сколько их — дорог! И он все шел и шел по ним, но в Рим попасть не мог.

И вот в одном краю с плеча он сбросил автомат, и грохнул каску оземь, удивляя весь отряд, и вылил ром на землю из походной фляги он, и поклонился женщине, чтоб видел легион.

Он взял ее ребенка и помог его нести. "Сударыня, простите, я здесь только по пути. И не могли бы Вы смотреть приветливей чуть-чуть? Хотел без автомата я найти до Рима путь."

Могло все это вылиться в международный фарс, но только командир полка был ловок, словно барс, но только командир полка был не настолько глуп. Он вовремя прицелился, и закопали труп.

И словно звон колоколов плыл канонады гром. Все были на солдата злы за вылитый им ром. "Дороги все приводят в Рим". А сколько их — дорог! А он все шел и шел по ним, но в Рим попасть не смог.

— Любовь что земля, а люди — что лес,

***

Любовь что земля, а люди — что лес, кленами и сосняками, недоуменный, стою, как крест, с березовыми руками…

И вечно один и тот же звук,

листья мои шелестят устало.

Почему же так много деревьев вокруг?

Почему, почему земли так мало?

Вы о чем, леса, землю всг просите?

Ваши чудеса — кроны да просеки.