Георгий Константиныча, Ведь это ж — мать честна! Была его война, Он заслужил, чтоб над страной
всегда стоять на стременах!
Сны
полсотни лет нам снятся сны
после войны, Они друзьями и подругами полны, Которых столько натерялись мы, Покуда не дождались той весны.
— Колыбельная
Вечер тает голубой, Спи, я посижу с тобой, Спи и ничего не бойся, Руку к небу протяну, И звезду зажгу одну, Ты ее теплом укройся, Спи — и ничего не бойся.
День еще один прошел, Что-то было хорошо, Что-то, может быть, не вышло Никому не расскажу И твой сон посторожу Он уже идет по крыше Сон к тебе идет по крыше.
Порой
осенних листьев,
Добром
свиданий чистых,
Ветром пронесется
И тебя коснется
сон.
Рождественским весельем
И детской каруселью,
Половодьем весен
Пусть тебя уносит
сон.
Спи, моя хорошая, Боль твоя не прошена, Пусть уходит восвояси, Я ее заколдовал Произнес любви слова, Боль сказала: "Мир прекрасен", И умчалась восвояси.
Усни
в тенистой роще,
Где свет
листву полощет,
Там, где после ливня
Соловей счастливый
пел.
Усни — я буду рядом,
Всегда я буду рядом
В жизни или в смерти
Все, что есть, поверь,
тебе.
Все, что есть, отдам тебе.
Уходить не стану я Спи, моя желанная. Сон уже прилип к ресницам, Тает вечер голубой… А моя любовь с тобой, Пусть она тебе приснится… Сон прилип к твоим ресницам.
Порой
осенних листьев,
Добром
свиданий чистых,
Ветром пронесется
И тебя коснется
сон.
Рождественским весельем
И детской каруселью,
Половодьем весен
Пусть тебя уносит
сон.
— На плантациях любви
Вот снова ночь моя темна, И день мой бел… Кто виноват, что ты одна В моей судьбе? Еще вчера я был другой Я так скучаю по тебе,
моя любовь!
Еще вчера
я этих слов не мог сказать, Когда дарили мне тепло твои глаза, Теперь я стал
твоим рабом И на свободу не прошусь,
моя любовь.
Нет на плантациях любви
Замков, ключей,
Не убегу я, не лови
Меня — зачем?
Когда ты далеко
Не шевельнуть рукой,
И рифмы мне не найти,
Я пробовал петь
Но голос хрипел
И не попадал в мотив.
Мне хорошо, когда огонь
горит в груди, Когда защитой от врагов необходим. Ты прикажи — и в миг любой Стрелу поймаю на лету,
моя любовь.
Струной натянутой звенит, Кричит душа, За то, что будет, извини, Живу спеша. Рожденный от любви
пришел я в этот мир Тебя отыскать в толпе, И за руку взять, Забыв, что нельзя, И эти слова пропеть.
Луч солнца первый, Лампы свет, Остывший чай, Глаза болят от сигарет, Виски стучат… На крыше кот И хвост трубой. Мы с ним скучаем по тебе,
моя любовь.
Нет на плантациях любви
Замков, ключей,
Не убегу я, не лови
Меня — зачем?
Когда ты далеко
Не шевельнуть рукой,
И рифмы мне не найти,
Я пробовал петь
Но голос хрипел
И не попадал в мотив.
— Ночь над Ленинградом
Как-то кто-то, зать их Некто, Когда в городе уснули, И мосты застыли сонно над Невой, В горло Невскому проспекту Шестигранный штык воткнули И пустили кровь по мостовой.
И, от боли рот оскалив, Слова молвить не хотел он, Лишь ручьями слезы тихо полились. Закричали, застонали Все дома осиротело И лошадки на мосту взвились.
И седой старик-ваятель, Тот, что град увековечил Золотой Адмиралтейскою иглой, Раздвигая склепа камни Поминальные жег свечи, Истово вздымая их над головой.
Я хочу спросить у Аникушина Вы же подарили людям Пушкина Это же творенье ваших рук! Ну что же вы со скульпторами сделали? Зодчие, бедняги, мечут стеллами Железобетонную икру!
Как-то кто-то, зать их Некто, Когда в городе уснули, И мосты повисли сонно над Невой, В горло Невскому проспекту Шестигранный штык воткнули И пустили кровь по мостовой.
— Одиночество
В муках извивается струна,
Корчится в звенящей тишине…
Ах, как выпить хочется до дна
За тебя, возлюбленная, мне.
Только вот, в граненый мой стакан,
К сожаленью, нечего налить.
Я давно не видел старика
Года два — с тех пор, как бросил пить.
Рано, вещун, я, послушав тебя, завязал, Рано забыл об одном: двум смертям не бывать, Рано я вставил себе голубые глаза Карие больше идут мне, не буду скрывать.
Два часа, как умер телефон,
До утра его не воскресить.
Мне б строку не спутать со строфой
Сохрани, Господь, и Боже, упаси!
Не угадать бы того, что умом не понять, И не подсмотреть бы того, что сокрыто в ночи, И не услышать бы стона, что не для меня Бьется в горячей подушке у ясной свечи.
Заходи, старик, я вновь один,
Как всегда, со всеми — и ни с кем.
И хоть сердце вроде бы в груди
Кожу рвет мне вена на виске.
Рано, послушав тебя, я, вещун, завязал, Но не страшны мне на стенах теперь зеркала. Время пришло, старичок, отвечать за базар, А без полбанки никак — вот такие дела!
— Ой, да на лугу растет трава
* * *
Ой, да на лугу растет трава Мягкая, зеленая. Ой, лети, лети молва Молва забубенная!
Говорят: опух от сна, Да нутро пропитое, А голова моя ясна, Хоть и крепко битая!
Говорят: за сласть греха Да воздастся сторицей, А рука моя крепка Подходи, поборемся!
Не устал шалить кием, Да шарами-лузами. Будем живы — не помрем, А помрем — так с музыкой!
Ой, да на лугу растет трава Мягкая, зеленая. Ой, лети, лети молва Молва забубенная!
— Посвящение А.М.Городницкому
(на мотив песни "Извозчик")
День такой хороший,
Городницкий крошит
На корме акулам голубей.
С мужеством Гавроша
На своей «калоше»
Обошел он тысячи морей.