Авторские колонки в Новой газете- июнь 2008- сентябрь 2010

В этом прославленном начале первая фраза принадлежит тому Толстому, которого я люблю куда меньше, чем автора второй. Его максима звучит банальной, но не является ею. Что-то вроде «Волга впадает в Черное море». Как все якобы прописные истины, эту нужно проверить на себе и окружающих. Чтобы убедиться в мнимости афоризма, достаточно его перевернуть. Став с ног на голову, он оказался в одинаковой мере достоверным и ложным. Все семьи не похожи друг на друга, что и делает возможным ремесло Толстого. Оно проявляется в том, что автор швыряет читателя в роман, как Гомер — своих слушателей in medias res: «Гнев, о богиня, воспой…».

Так начиналась литература, и так, без оглядки на нее, начинает Толстой — но со второго предложения. «Только по нему, — утверждал Шкловский, — и нужно судить писателя». Первая фраза, надо понимать, может нести служебную функцию — она вписывает книгу в традицию и указывает на жанр.

Уникальную двойственность Толстого открывает второй абзац, разительно противоречащий первому. Сперва писатель сказал, о чем его книга, потом написал ее. Это как подпись под рисунком яблока и само яблоко. Чтобы убедиться в этом, надо прочесть оба тома «Анны Карениной», но ключ ко всему роману содержат три его первые строчки.

«Зовите меня Измаил».

Эту фразу в Америке знают и те, кто не продвинулся дальше первого предложения «Моби Дика». 800-страничный левиафан отпугивает читателя уже с самого начала, потому что нам, кажется, не обойтись без посторонней помощи. Заглянув в комментарий, мы узнаем, что Измаил — старший, но незаконный (хотя мусульмане так не считают) сын Авраама от наложницы Агари. Выгнанный отцом, Измаил вырос с матерью в пустыне. Что же ему делать в море? Кочевать.

В те времена китобои плавали, пока трюм не наполнится бочками с жиром: и три, и четыре, и пять лет. Это уже не экспедиция, а способ жизни, к которой рассказчик обратился от необъяснимого отчаяния. Мы так и не узнаем, что его привело на борт «Пекода». Возможно, как подсказывает ссылка на Измаила, неприкаянность беженца, оставшегося без своего законного места в мире, безотцовщина, от которой страдает каждый пришелец в Новом Свете. Поэтому рассказчик именует себя не своим, а чужим — раскрывающим внутренний импульс книги — именем: кем бы я ни был, «зовите меня Измаил».

Распутывая библейскую аллюзию, заданную началом книги, читатель попутно знакомится с рассказчиком. Подсмеиваясь над его ученостью (лишь к середине мы узнаем, что на суше тот был учителем), Мелвилл оправдывает невыносимость собственных отступлений. Ведь в книге они приписаны педантизму бывшего педагога. Читателю от этого не легче, но его честно предупреждала о зазоре между рассказчиком и автором первая фраза.

Иногда, впрочем, она существует лишь для того, чтобы обмануть наши ожидания — самым приятным образом.

«Я всегда считал, что географы сами не знают, что говорят, утверждая, будто поле битвы при Мунде находится в стране пунических бастулов, а именно близ нынешней Монды, милях в двух к северу от Марбельи».

Трудно поверить, что лучшая в мире любовная история — «Кармен» — начинается так занудно. Только Мериме, единственный из современников, чью прозу можно сравнить с пушкинской, нашел бешеным страстям подходящую раму — скучную.

Прямо противоположным образом поступил Олеша, придумав сногсшибательное начало:

«Он поет по утрам в клозете».

Я знал эту фразу задолго до того, как прочел книгу, потому что ее — в назидание нытикам — сделал своим девизом мой жизнелюбивый отец. Когда я, наконец, перебрался от «Трех толстяков» к «Зависти», выяснилось, что к такому блестящему началу нельзя ничего добавить, не убавив. В этом начале чувствуется азарт парвеню, решившегося заявить о себе незабываемым аккордом, не задумываясь о последствиях. За эту нерасчетливость я и люблю Олешу. Вся его писательская судьба, прекрасно растраченная на записные книжки, проглянула в самом начале романа.

Великие писатели так не начинают. Не думая о соперниках, забыв о предшественниках и не боясь читателя, они открывают книгу с незаполненного, как пустая анкета, листа:

«Алексей Федорович Карамазов был третьим сыном помещика нашего уезда Федора Павловича Карамазова…».

Следующий урок — «Шкала языка» — пройдет в ноябре, в одном из пятничных выпусков «Новой».

Source URL: http://www.novayagazeta.ru/society/43301.html

* * *

Облом Обамы - Общество - Новая Газета