Автостопом на север

Колбасы, которую мы в пивной съели, ненадолго хватило.

Тереза шагает не впереди меня, а рядом. Выковыривает из пакетика кусочки печенья и выдает мне, а я пожираю их, будто я два месяца ничего не ел.

— Ты слышишь? Сверчки.

Вон оно в чем дело — знаменитые сверчки. Мне кажется, что вся трава у меня под ногами поет, жужжит — маленькие такие поющие пилки… А на кого такой сверчок похож?

— Гуннар!

Цыпка вдруг выкрикнула мое имя. Что это опять с ней? Может, ей чего нового в голову пришло, как меня научить учиться по-революционному? Я уже — каюк. Мне надо стараться, чтобы у меня ноги не растаяли.

— Смотри, Гуннар, вон там… авария!

— Спятила, что ли?

— Вон… убитый… лежит!

По спине у меня перекатываются ледышки.

Ничего она не спятила. В кювете — машина, а наверху на откосе — мертвый человек.

Я поскорей отворачиваюсь. На шоссе — ни души, кругом все вымерло.

Глава VIII, или 14 часов 35 минут

Я не я совсем, я — дерево, расту на краю шоссе. Корни, правда, коротковаты. Тереза толкает меня:

— Ну иди! Иди, пожалуйста, Гуннар!

Деревья не ходят. Я делаюсь еще более деревянным.

— Что, если он не совсем умер, а тяжело ранен?

Что может сделать дерево, когда видит тяжелораненого? Дерево глухо и немо. Оно как… дерево.

— Помоги ему, Гуннар!

— Умер он. Никто ему не поможет! — выкрикиваю я. — Нельзя трогать. Только полиция. Вдруг это убийство?

— Не убегай, пожалуйста, Гуннар!

— Отпусти! Надо в деревню сбегать, вызвать полицию. А ты жди здесь…

Тереза вцепилась, не отпускает. И как раз когда я хочу быть… птицей и мне не надо больше быть деревом, хочу быть молнией, быстрым, как мысль…

— А вдруг он правда не умер, Гуннар? Может быть, ему помощь нужна?

Да. Ты, Гуннар, был вполне созревшим идиотом, когда сказал: «Это мне ничего не стоит…» Но еще большим идиотом ты оказался, когда дал согласие быть испанцем, джентльменом и кавалером…

Тереза толкает, двигает меня вперед, но сама остается все время позади меня.

— Если у него кровь идет, я…

— Я тоже не могу, — шепчет она со слезами в голосе.

— Нет у меня перевязочных средств.

— Может быть, в машине?

У машины жуткий вид. Но особенно тяжелой такую аварию не назовешь. Машина заехала в кювет, стоит покосившись. Мертвец лежит чуть выше, на откосе, лицо — в траве.

Для комиссара Мегрэ это пустяки. Ему же надо только приказать: приподнимите простыню! А под ней и утопленники, и застреленные, и всякие…

Но сейчас я почему-то совсем не хочу быть комиссаром Мегрэ. Я просто Гуннар, самый обыкновенный ученик средней школы.

— Ни шагу дальше! — шепчу я хрипло.

Оба мы стоим и смотрим на мертвеца. Долго смотрим…

На нем полуботинки. Толстые подошвы в пыли.

В небе надо мной очень громко и назойливо поет жаворонок. Будто летающее привидение, ей-богу. Горсть ледышек скатывается по спине.

— Ноги у него будто вывернуты, — шепчу я.

А Тереза еще крепче вцепляется в мой рукав. Мне надо бы сказать, что никакого смысла нет ждать. Может, и правда это убийство? Надо поскорей сбегать в деревню. Оттуда доносится звон колоколов…

Вдруг мертвец… возьми да зашевелись!

— Он живой… Спаси его, Гуннар!

Тереза подталкивает меня, я спотыкаюсь и оказываюсь чуть ниже того места, где лежит мертвец.

— Алло!.. Что с вами?.. Вы ранены?

Стон. Кряхтенье.

Еще секунду — больше я не выдержу, помчусь по шоссе назад. Будь что будет!

Мертвец резко поворачивается. Садится, зевает и, выбирая травинки из волос, говорит:

— Ну как, зайчата?

Сердце у меня в груди гремит, как телега по булыжнику. Слышу свой голос:

— Ну и напугали вы нас!..

— Я? — Мертвец хохочет, встает, потягивается.

— Мы думали… вы умерли. Вас не Хэппусом зовут? Вы не господин Хэппус?

Только что считавшийся мертвецом человек, которого, к моему великому удивлению, Цыпка даже знает по имени, смеется так, что только зубы сверкают.

— Ты знаешь меня? Сразу узнала? Знаешь, кто я такой?

И этот перепуганный цыпленок, только что прятавшийся за меня, готовый кричать о помощи, теперь как ни в чем не бывало пятерней взбивает свои светлые волосы и улыбается, как тогда на озере, какой-то четырехугольной улыбочкой.

— Я вас сразу узнала. Я все фильмы с вами видела. И даже один раз в театре.

— В «Натане»… Нет? Ну, тогда в «Минне». Тоже нет? «Фауст»?

Кивнув, Цыпка резким движением головы откидывает челку. А мертвец как давай шпарить:

Простите, что-то вслух читали вы сейчас:
Из греческой трагедии, конечно?
Вот в этом преуспеть желал бы я сердечно:
Ведь декламация в большой цене у нас!
Случалось слышать мне, что может в деле этом.
Актер священнику помочь своим советом.

[8]

Это что он, про нас? Про нашего батюшку пастора?

Мертвец отпрыгнул, снова оказался выше нас и опять за свое: