Автостопом по Галактике

На столе, в круге света от лемюэлльской лампады, лежали его часы. Рэндом сковырнула заднюю крышку ножом для масла, и все колесики, пружинки и прочие часовые потроха высыпались на скатерть.

— Я хотела только посмотреть, как они устроены, — всхлипнула Рэндом. — Только посмотреть! Прости! Я не могу их собрать обратно! Извини меня! Я не знаю, что делать! Я починю! Правда, починю!

Весь следующий день Старик Трашбарг ошивался вокруг дома и без устали распинался о Бобе и его заповедях. Он попытался призвать на Рэндом успокоение, озадачив ее неразрешимой загадкой гигантской уховертки, на что Рэндом ответила, что никаких уховерток не бывает, так что Старик Трашбарг обиделся и умолк, сказав только, что ее извергнут во тьму внешнюю. Отлично, ответила Рэндом, очень хорошо, там-то она и родилась. А на следующий день пришла посылка.

Это, пожалуй, было уже слишком.

В самом деле, когда прибыла посылка — ее доставил летающий робот, испускавший звуки, которые обычно испускают летающие роботы, — в деревне начало нарастать явственное ощущение, которое можно было бы выразить так: «Ну, это уж того… слишком».

Робота, впрочем, ни в чем винить нельзя. Все, что ему требовалось, чтобы улететь восвояси, — это подпись, или отпечаток пальца, или на худой конец клочок кожи с шеи адресата. В ожидании этого он висел в воздухе, абсолютно безразличный к загадке содержимого посылки. Тем временем Кирп поймал еще одну рыбу с головой вместо хвоста, однако при ближайшем рассмотрении выяснилось, что это вообще-то две рыбы, разрезанные пополам и в придачу крайне неряшливо сшитые. Поэтому мало того, что Кирпу не удалось пробудить особенного интереса к своей рыбе, он значительно подорвал доверие к подлинности первой. Только птички-пикка, судя по всему, не сомневались в том, что все в порядке.

Наконец летающий робот заполучил подпись Артура и удалился. Артур отнес посылку к себе в хижину, сел и уставился на нее.

— Давай вскроем! — предложила Рэндом, чье настроение этим утром значительно улучшилось из-за того, что вокруг воцарилась привычная сумятица. Но Артур покачал головой.

— Но почему?

— Она адресована не мне.

— Нет, тебе.

— Нет, не мне. Она адресована… ну, вообще-то мне, но не мне, а для передачи Форду Префекту.

— Форду Префекту? Тому самому, который…

— Да, — коротко ответил Артур.

— Я о нем слышала.

— Еще бы.

— Давай все равно вскроем. Ну что нам с ней еще делать?

— Не знаю, — вздохнул Артур. Он и на самом деле не знал.

Утром спозаранку он отнес свои покалеченные ножи к кузнецу, и Стриндер пообещал посмотреть, что тут можно сделать.

Они, как обычно, помахали ножами в воздухе, пробуя их балансировку, и заточку, и гибкость, и все такое, но прелесть этого занятия куда-то улетучилась, и Артура не покидало невеселое предчувствие, что недолго ему осталось быть Мастером Сандвичей.

Он окончательно пал духом.

На носу был осенний ход Абсолютно Нормальных Зверей, но Артур обнаружил, что ожидание охоты и празднества не будоражит его так, как раньше. Что-то изменилось на Лемюэлле, и Артура мучило ужасное подозрение, что это не Лемюэлла изменилась, а он сам надорвался.

— Ну, как ты думаешь, ну что там может быть? — допытывалась Рэндом, вертя посылку в руках.

— Не знаю, — ответил Артур. — Впрочем, это наверняка какая-нибудь гадость.

— Почему ты так уверен? — возмутилась Рэндом.

— Жизнь научила. Где Форд Префект, там гадости, а где гадости — там Форд Префект. И только пока Форда Префекта нет, гадостей тоже нет, — сказал Артур. — Уж поверь мне на слово.

— Ты чем-то расстроен, да? — спросила Рэндом.

— Да что-то тоскливо, — признался Артур.

— Извини, — сказала Рэндом и убрала посылку. Она понимала, что Артур не на шутку огорчится, если она ее вскроет. Значит, придется вскрывать так, чтоб он не видел.

16

Артур так и не смог потом вспомнить, чего — или кого — хватился сначала. Когда он обнаружил, что одной из них нет на месте, мысли его мгновенно переметнулись ко второй, и он уже знал, что пропали обе, а с ними вместе пошла прахом вся его жизнь.

Рэндом на месте не было. И посылки тоже.

Весь день он продержал ее на полке, на самом виду — как знак доверия.

Он знал, что родители должны выказать свое доверие к ребенку; только так закладывается фундамент дружеских отношений. Он никак не мог отделаться от ощущения, что поступает как идиот, и все же поступал так, даже зная заранее, что ничем хорошим дело не кончится. Век живи — век учись. Или хотя бы живи.

Живи и паникуй.

Артур выбежал из хижины. Смеркалось. Небо хмурилось, с горизонта надвигалась гроза. Рэндом нигде не было видно. Он всех опрашивал. Никто ее не видел. Порыв ветра прогулялся по деревенской околице, срывая и крутя в воздухе все, что плохо лежало.

Артур отыскал Старика Трашбарга и задал свой вопрос ему. Трашбарг смерил его мрачным взглядом и ткнул пальцем в единственном направлении, которого Артур панически боялся, инстинктивно чувствуя, что туда-то она и пошла.

Итак, худшее уже известно.

Она пошла в то самое место — видимо, рассудила, что туда-то он за ней не пойдет.