Автостопом по восьмидесятым. Яшины рассказы 04

Оказывается, он забыл, что из окна вагона, когда поезд набирал ход, фуражку мне под ноги кинул, а подумал он, что просто фуражку в общаге оставил. Вот и сошел на ближайшей станции, в Мерефе, и обратно в Харьков вернулся.

А мы с Серегой к тому времени уже воскресли и снова побухивали, и прапорщику Шаталину в его комнате памятник поставили.

Мы взяли две швабры и сбили их крестом: получились широкие плечи и как бы расставленные ноги. На эти ноги мы какие-то кирзовые сапоги надели, а на плечи натянули старую дырявую шинель. Памятник мы к стене прислонили, меж кирзовых сапог цветочек в горшке поставили, цикламен, а шаталинскую фуражку сверху к стене гвоздем прибили.

Прапорщик увидел свою фуражку и сказал:

– Да вот же она – цела и невредима.

И вместе с гвоздем ее со стены сорвал, и на голову надел. Я смотрю: гвоздь этот кровельный у Шаталина прямо посредине фуражки торчит, а у меня как раз в руке молоток от памятника остался. И так мне захотелось молотком по гвоздю ударить, чтобы фуражку гвоздем к шаталинской голове прибить, чтобы он больше фуражку свою не терял.

Но сдержал я свои чувства, и кинулись мы все трое в гамазин, набрали там бухла и заново стали прапорщика Шаталина из армии провожать.

Как мы прапорщика Шаталина из армии провожали Часть вторая

Говорят, что когда прапорщик Шаталин снова в армию с гражданки вернулся, чтобы еще раз его из армии по-человечески проводили, крепко и окончательно, бух в харьковской воинской части встал знатный. Об этом бухе слагались легенды, сладкозвучные пипловые песни, и прославленные деды-офицеры до сих пор рассказывают своим внукам и правнукам о грандиозном харьковском бухе, что был произведен на самом закате великой и прекрасной эпохи застоя.

Но мы с Серегой об этом бухе знаем только понаслышке, потому что в самом начале буха Серега сказал:

– Яша. Дважды в одну реку войти невозможно. Этого даже сам Цезарь сделать не мог. Поэтому – хватит нам прапорщика Шаталина каждый день из армии провожать, и пойдем-ка мы лучше с тобой дальше – в Гурзуф.

Еня Алини сказал:

– Я тоже пойду с вами – в Гурзуф.

Серега сказал:

– Тебя офицерский патруль свинтит. Потому что ты в военной офицерской форме. А в этой форме в Гурзуф идти – все равно, что в комбинезонах и касках идти.

Еня сказал:

– А я свою форму в свой крокодиловый портфель засуну. А сам в джинсах и в майке буду идти.

Серега сказал:

– Правильно. В джинсах и в майке тебя офицерский патруль не свинтит. Тебя только менты свинтят.

Я сказал:

– Но когда его менты свинтят, он им свое удостоверение офицера покажет и форму из крокодилового портфеля достанет. И менты его отпустят. И нас вместе с ним – тоже отпустят.

Так мы и сделали. Еня снял свою офицерскую форму и уложил ее в крокодиловый портфель. И все, кто в тех местах прапорщика Шаталина из армии провожали, тут же переключились на новую задачу: Еню Алини в Гурзуф провожать.

Долго ли, коротко, воскрес Еня и сказал:

– Мы где?

Я сказал:

– В электричке.

Еня сказал:

– А форма моя где?

Я сказал:

– В портфеле.

Еня открыл свой портфель, увидел там форму, бутиленами погремел, успокоился и снова умер, положив голову на плечо Сереге, который и вовсе не воскресал.

Темнело. Электричка неслась где-то между Харьковом и Лозовой. У меня оставалось еще полбутилена, а у Ени в крокодиловом портфеле – еще шесть. И я был счастлив, что Еня Алини с нами в Гурзуф идет.

Еня Алини идет в Гурзуф

Позже оказалось, что Еня договорился с полковником Быльченко и взял официальный отпуск на несколько дней. Полковник думал, что Еня поехал к бабушке в деревню, очень больной бабушке, но на самом деле Еня с нами в Гурзуф пошел.

Еня непременно хотел попробовать все способы перемещения, о которых так много от нас с Серегой слышал, а именно: стопом, стюпом, бупом и бухом. Серега сказал, что в таком случае, мы должны поехать бухом, потому что бух, как правило, и включает в себя все возможные способы. Более того, мы и так едем бухом, уже второй день, ибо каким бы способом нам ни приходилось перемещаться, все они рано или поздно сводились к одному – бухом.

Серега сказал:

– Ничего нового с тобой, Еня, вообще не происходит, потому что ты и так всю свою жизнь едешь бухом, с той лишь разницей, что обычная скорость твоего перемещения равняется нулю, а последние два дня она всего лишь немного возросла.

Этот разговор состоялся уже в электричке Мелитополь-Симферополь, к концу второго дня пути. Ночью мы в Запорожье на вокзале бушевали, умирая строго по очереди, поэтому так и не смогли вписаться в поезд. Трудно договориться с проводницами, когда двое третьего Чишей ведут, а тот постоянно Нина кричит.

Отчаявшись, мы пошли на южную товарную станцию города и там ворвались в товарняк, где прокричали Нину уже хором. Затем, побухивая, к середине следующего дня мы возникли в Мелитополе и, набрав бутылочного пива, образовались в Симферопольской электричке.