Автострада запредельности

Это был первый раз за все время, когда кто-то упомянул черный кубик, этот странный артефакт, видимо, потому, что никто не знал, что о нем сказать. Все, что уже произошло, все, кажется, чему еще предстояло произойти, вращалось вокруг загадки, которую представлял из себя кубик. Предположительно, это была карта Космострады, предмет всех вожделений, из-за которого и затевались все погони, все интриги, весь базар. В драме Парадокса этот кубик занимал на сцене центральное место. При упоминании Джона об этом ирония нашего положения наконец дошла до нас. Вот они мы, потерянные, заблудившиеся, без роллеров, но с ключом ко всей системе Космострады в нашем распоряжении… предположительно.

Ну ладно, если кубик и в самом деле легендарная карта Космострады, у нас не было никакой возможности прочесть ее. Не было даже никакого способа начать ее читать. Хотя мы даже не пытались копаться в этой штуковине, она выглядела страшно и интригующе сложной, кроме того – непостижимой. Ее непроницаемая чернота, казалось, говорила: даже и не думайте пробовать. Трудно было представить себе, что в этой вещице заключена просто полезная информация. Темные тайны – вот это может быть. Тайны, Которые Человеку Постичь Не Дано. Но карта дороги, которая просто показывает мотели получше, да пейзажи, которые стоит посмотреть? Не-а.

– Ты себе даже не представляешь, Джон, – сказал я, – как близок я был к тому, чтобы вышвырнуть проклятую дрянь через окошко.

Джон серьезно кивнул.

– Это как молния в руках.

– Вот именно. И нам уж слишком часто в последнее время приходилось ловить молнии голыми руками. Так почему же тебе кажется, что нам все равно лучше оставаться с этой штуковиной?

– Мне не хочется, как ты выразился… оставаться с этой проклятой штуковиной, но мне просто очень хочется проследить за каждым твоим шагом, пока ты не доставишь эту треклятую дрянь домой.

– Вот как? И что ты собираешься сказать своему двойнику, когда с ним встретишься?

– Моему дублю по Парадоксу? Мне кажется, нам очень даже будет о чем поговорить. Однако я не помню что-то себя самого, возвращающегося из такого путешествия. Поэтому, если я буду возвращаться обратно во времени, я не стану разыскивать себя самого. Я не сделал этого, поэтому можно утверждать, что не стану делать этого в будущем. Мне кажется, тут нет парадокса.

Роланд все это время думал.

– А что, если б ты пробовал, Джон? Что, если ты пытался разыскать себя самого?

– Я тогда потерплю неудачу.

Роланд ткнул в него пальцем.

– Но что, если ты сможешь себя разыскать?

– Но так не получится. Это уже история.

– Извини, Сьюзи, – сказал я, вставая.

– Конечно.

Я выбрался из ниши и прошел к сейфу, который был в стене возле койки, где растянулась Дарла. Она жаловалась на тошноту.

– Тебе получше? – спросил я, наклоняясь, чтобы приставить большой палец к считывающему отпечатки устройству в замке.

– Гораздо. Со мной практически все в порядке.

– Но у тебя есть добрая и свободная воля, – говорил Роланд, продолжая спор, – нет ничего, что могло бы помешать тебе отправиться обратно на Хадиджу и показаться там своему двойнику.

– Но я не стану.

– Я зато так сделаю.

Джон был искренне потрясен.

– Ты?

– Конечно. Я не смог бы от этого удержаться.

Джон с огорчением и изумлением покачал головой.

– Господи. Так искушать судьбу… это… – он передернулся. – На этот счет должен быть какой-то греческий миф.

– У греков не было машин времени.

– Нет, я имел в виду моральную аналогию. Эдип, может быть.

– Что же мне, глаза себе выколоть после того, как я это сделаю?

– Мне кажется, что у твоего двойника глаза сами из орбит выскочат.

– Объясни это, – сказал я Джону, плюхая перед ним черный кубик, – без парадокса.

– Не смог бы даже начать.

– А это еще что, черт побери, такое? – спросил Лайем.

– Хороший вопрос, – ответил я.

– Это штука, которая не может существовать, – сказал Роланд, – но, тем не менее, она существует.

– Это как? – поинтересовался Лайем.

– Это та штука, которую я, как говорят, привез из своего путешествия во времени и отдал кому-то… кто дал ее, в свою очередь, кому-то, кто вручил ее Дарле…

– Которая отдала это тебе. Понятно. Это карта Космострады.

– Может быть.

– Я в этом сомневаюсь, – сказал Роланд, поднимая кубик и вглядываясь в гладкие стены.

– Почему? – спросил Джон.

– Ну…

– Это самая чернейшая… чернота, которую я когда-либо видел, – сказал Лайем, который протолкался к столу мимо Шона, чтобы быть поближе. – Даже цилиндры…

– Ну, это… – ответил я. – Мы их всегда видим на большом расстоянии. А если посмотреть на них поближе, тоже становится не по себе.

– Это должен быть артефакт строителей Космострады, сказал Шон, – что же это еще может быть? Они, кажется, предпочитали этот цвет.

– Если это не карта Космострады, – сказал Джон, – то что же это?

– Странно, – сказал Роланд, почти касаясь глазом поверхности кубика, – ведь тут почти невозможно увидеть поверхность. Это… я хочу сказать, невозможно как следует…

– Но, если это не карта Космострады, – продолжал Джон, почти разговаривая сам с собой, – тогда…

Эта мысль повергла его в глубокое размышление.