Да разве не чувствует каждый из нас особенный религиозный подъём в дни всеобщего причащения?
Разве не чувствуем мы, священники, ущербность Богослужения, когда причастников мало или совсем нет ни одного?
Так если мы по опыту знаем, какую радость, какую благодать привлекает общее причащение, почему не призываем к нему прихожан, почему возбраняем желающим причаститься?
Мало постились? А мы разве больше их попостились? Мало помолились? А мы разве больше их помолились?
И потом, мы, священники, всё-таки находимся в особых условиях, у нас больше времени для молитвы, меньше воздействий от мира, меньше возможности получать раны со стороны, в то время как наши братья и сёстры постоянно находятся посреди бушующего моря, постоянно в мирской суете, со всех сторон их атакуют демоны, души их, как душа праведного Лота в Содоме, постоянно уязвляется, ранится, страдает и томится при виде повально умаления веры, окружающего их разврата, духовного разложения, грубости, ненависти, – и после это мы ещё смеем налагать на них бремя непосильных молитвенных правил и поста?
Да это всё равно, что находящихся в окопах солдат, которым назавтра, может, предстоит смерть, заставлять исполнять непосильные правила и поститься. Случись каждому из нас, священников, оказаться в воинской части накануне сражения, разве мы способны будем лишить кого-нибудь Причастия?
В дни всеобщего расслабления, обилия соблазнов, различных искушений, в наши скорбные, крайне скудные духовными дарованиями дни мы тем более не имеем права никого отлучать от причастия, не допускать, ибо каждый из наших братьев – тот же воин, на поле ежедневной и еженощной духовной брани.
7
Письма к Н.Н. Муравьёву-Карскому свидетельствуют о том, что святитель Игнатий в течение всей своей подвижнической жизни не переставал думать и о судьбе России. Его оценки тем или иным историческим событиям хотя и носят личный характер, тем не менее представляют свою ценность, раскрывая перед нами авву ещё и как государственного человека, а нам указывают на то чтобы мы под видом благочестия и угождения одному Богу не устранялись от общественных и государственных дел, требующих нашего участия и нашей помощи.
«№ 4
Настоящая война имеет особенный характер: в течение её постепенно открываются взору народов и правительств тайны, которых в начале войны они никак не могли проникнуть. К счастью – откровение этих тайн совершается к пользе дорогого отечества нашего и ко вреду наших врагов. Последнее требование союзников, чтоб им были предоставлены замки, охраняющие Босфор и Дарданеллы, обнаружило пред изумлённой Европой замыслы Англо-Французов, замыслы овладения Турцией и всем востоком. Уже и прежде изумилась Европа, увидев бесцеремонное обращение правительств Английского и Французского с малосильными державами, и варварское обращение их воинов с жителями занятых ими городов. Цепи, готовимые Англо-Французами для Германии, сделались для неё очевидными. Германия должна желать торжества России и содействовать ему: торжество России есть вместе и торжество Германии. Так это ясно, что мы не удивимся, если на будущую весну увидим Германию, вместе с Россиею идущею на Париж, расторгающею злокачественный союз, и потом всю Европу, устремлённую для обуздания Англичан – этих бесчеловечных и злохитрых Карфагенян, этих всемирных Алжирцев. После бесплодного и долгого стояния неприятельских флотов перед Кронштадтом, эти флоты удалились; теперь они обстреливают Свеаборг. Гранитные скалы, из которых высечены верхи этой крепости, и не слышат бомбардирования огромными снарядами, против них употребляемыми; сгорели в крепости деревянные некоторые постройки, которым, признаться, и не следовало бы быть, и которые явились единственно в чаянии нерушимого мира. Кажется – Вам придётся много потрудиться в Малой Азии: по всему видно, что война продлится! Решительный исход её и прочный мир виднеют в самой дали: за периодом расторжения Англо-Французского союза и за побеждением Англии на море. Без последнего события она не перестанет злодействовать и играть благосостоянием вселенной. Вот Вам здешние суждения!
«№ 5