Аввакумов костер

Спокойно сказал, без раздражения... Больше не сбивался Арсен, читал, как записано было.

Никто не перебивал Арсена. Слышно было, как за тоненькой перегородкой скрипит пером поддьяк, записывая Арсеновы слова. Боярин по-прежнему, наклонив голову в высокой шапке, неподвижно сидел на скамье.

Когда дочитана была тетрадь, Башмаков расспрашивать стал. Какую грамоту Никона Лигаридию носил? Откуль Лигаридия знает?

Арсен старался отвечать быстро, а сам краешком глаза следил за помощниками палача, возившимися у стены подвала возле зловещего сооружения, покрытого пятнами запёкшейся крови. Боялся задержаться с ответом Арсен.

Вопросов много было. Про Славинецкого спрашивали, про Симеона Полоцкого, снова про Лигаридия и про Никона. Про мессу, про коллегиум, про медные деньги, которые Лигаридий пытается поменять на серебро, про Иоганна.

На все вопросы отвечал Арсен.

— Добре! — похвалил Башмаков. — Теперь, Арсен, надо будет это ещё пару раз повторить. Только уже под пыткой.

— Зачем?! — вскрикнул Арсен. — Я же всё рассказал! Зачем пытка нужна?

— Не наша на то воля... — сокрушённо развёл руками Башмаков. — Положено так, Арсений... А потом, кто знает, может, ты и ещё что вспомнишь.

Вот теперь-то и узнал Арсен, что такое дыба. Когда палач вспрыгнул на просунутое между связанными ногами Арсена бревно, показалось Арсену, будто оторвали у него руки. Только вскрикнул Арсен и потерял сознание. А когда очнулся, увидел перед собою лицо Башмакова.

— Что ж ты так? — расстроенно спросил он. — Нам же ведь разговаривать надо, а ты беспамятеешь. Я-то хотел полегче для тебя сделать как...

И снова подтянули Арсена на дыбе. Теперь его испытывали огнём. Поджигали в печи веники и медленно водили ими по голой спине Арсена. Замахал боярин длинным рукавом своего кафтана — чадно становилось в застенке, палёным мясом запахло. Быстро-быстро говорил Арсен, всё быстрее вылетали слова, пока не слились в один непрерывный, рвущийся из распахнутого рта крик.

Очнулся Арсен, когда вылили на него ведро холодной воды. Ни дьяка, ни боярина в застенке уже не было. Палачи возились сейчас у покрытого запёкшейся кровью сооружения.

Вот один из них повернулся и подмигнул Арсену.

Только слабо застонал Арсен в ответ. Это не боль была, каждая частица его тела задыхалась сейчас криком боли. Не мог даже и удивиться Арсен появлению в застенке какана.

— Больно-то тебе как, Схария... — сочувственно сказал тот. — Но ты ведь сам себе этот день назначил. Двадцать шестое июля. Помнишь? Зачем ты к Панталеону ходил? Зачем Иоганна беспокоил? Разве я не учил тебя, Схария, узнавать людей, зачатых под нужными нам констелляциями?[10]?

— Какан... — еле слышно прошептал Арсен. — Спаси меня. Я не выдал тебя, какан!

— Ты всё рассказал, Схария... — вздохнул какан. — Прощай. Мне пора уходить, Схария...

— Помоги мне! Помоги! — закричал ему вслед Арсен, но уже исчез какан, не удержал его своим криком Арсен.

— Вестимо, пособим... — сказал палач. — Нетто нелюди мы?

Вдвоём с помощником подняли они Арсена и посадили в те страшные, покрытые запёкшейся кровью тиски, которые давно уже приметил Арсен. Внизу вставлены были в тиски пальцы Арсеновых ног, вверху — по одному пальцу правой и левой руки. Одновременно сжимались тисками пальцы. Одновременно с четырёх сторон шла боль. Нарастала она, всё острее резала тело и вот словно рассекла его. На этот раз крик Арсена слышен был и за каменными стенами застенка, на Мясницкой улице. Вздрогнул застигнутый этим криком запоздавший прохожий, торопливо перекрестился на ходу и, не оглядываясь на страшное здание, ускорил шаг.

— С-х-х-х-а-а-р-р-р-и-яяяя! — неслось откуда-то из-под земли. — Я-я Сх-х-х-а-рия-я!

Страшный был крик. Леденела кровь в жилах от этого крика.

А внизу, в подземелье, уже никто не пытал Арсена.

Морщась от непрекращающегося крика, торопливо записывал поддьяк в расспросных листах: «Поелику переговаривался Арсений после кажной пытки, тисками его пальцы пробовали, и пришёл Арсений тогда в изумление и в нём и остался».

Боярин в высокой шапке листал в это время тетрадку Арсена. Темно было там. Бежали, схватившись друг за дружку, буквы по страницам... Вздохнул боярин. Встал. Подойдя к печи, поворошил угли. Потом кинул на них тетрадку. Бумага сразу взялась огнём. Пыхнула ярко и рассыпалась чёрной золой.

Перекрестился боярин и повернулся к дьяку.

— Дементий Миныч... — сказал. — Буде уже... Отдыхать пора...

9

Медленно, но неотвратимо вершатся на Руси дела... Ещё четыре года назад получили в Сибирском приказе челобитную архиепископа Симеона. Писал Тобольский владыка о расправе над Аввакумом, учинённой Пашковым, просил принять меры к воеводе, поскольку он, Симеон, «к такому озорнику попов и дьяконов посылать не смеет».

Архиепископа тогда успокоили, сообщили, что заменят воеводу Дмитрием Зиновьевым, но спешить с исполнением не стали — ещё не всё сделал Афанасий Фёдорович, что требовалось. Заменили его теперь, когда стало известно о гибели казачьего отряда в Монголии. И не Зиновьевым, а Толбузиным.

Ещё 12 мая 1662 года прибыл Иларион Борисович в Иргенский острог.