Аввакумов костер

Нелегко пришлось Фёдору. Попробовал к царской карете протиснуться, так схватили его и посадили под Красное крыльцо. Но когда выяснилось, что от Аввакума принёс Фёдор письмо, взял письмо царь и Фёдора велел отпустить. Впрочем, ненадолго. Потому что зашёл на обратном пути Фёдор в Успенскую церковь, туда же и царь пришёл, уже прочитав письмо, вечерю послушать. Увидел снова Фёдора и приказал отвести в Чудов монастырь. Заковали Фёдора в железа и оставили в хлебне. Только не держалось теперь железо на Фёдоре. Рассыпались оковы, и утром пришедшие в хлебню монахи увидели, что ползает Фёдор в печи и крошки собирает. Донесли об этом чуде царю, тот сам в монастырь пришёл, с честью велел отпустить Фёдора...

Зато на Аввакума кручиноват государь стал. Месяц почти думал, что с протопопом делать. В конце августа объявил боярин Пётр Михайлович Салтыков выговор от царя Алексея Михайловича Аввакуму:

— Власти на тебя, протопоп, жалуются, что запустошил ты церкви. Поедь в ссылку опять.

— Далеко ли? — Аввакум спросил.

— На Печору поедешь! В Пустозерск...

29 августа и двинулись в путь. Так и не довелось Аввакуму на Печатном дворе поработать. Так и не довелось Настасье Марковне в своём углу последнего ребёнка родить... Не всё ещё дороги ими были пройдены, не все снега протоптаны, не все морозы испытаны, не все вьюги выслушаны...

В голос Настасья Марковна плакала на грядах своих, ещё по весне на огороде Морозовой устроенных. Уж так старалась, так трудилась на огородике своём. Семёна-то в отстоявшейся дождевой воде, смешанной с куринным помётом, мочила. Смешав лошадиный помёт с соломою, основание для гряды устраивала, а сверху землёй доброй присыпала... И так дружно росло всё. И лук, и морковь, и репа, ещё бы пару недель — и добрый бы урожай был.

— Полно тебе, матушка... — утешали протопопицу боярынины дворовые. — На спокое там не такой огород заведёшь. Земли там, говорят, немереные.

— Не видели вы земель тых... — отвечала Настасья Марковна.

Все гряды свои слезами обмочила, бедная...

Невелик был урожай, а и тот пришлось оставить. Не велико имущество в Москве успели нажить, а и то раздавать пришлось. Куда в такую даль повезёшь. Люди-то опытные сказывали — только до Холмогор и есть дорога, а дальше на оленях ехать надобно...

Самим бы добраться...

Только к октябрю и доволоклись до Холмогор.

Здесь пришлось сделать остановку. Приспело время рожать Настасье Марковне. В Холмогорах и родила она последнего Аввакумова сына — Афанасия.

Тяжёлые были роды. Совсем ослабела Настасья Марковна.

И в первый и последний раз дрогнул Аввакум.

«Помилуй мя, равноапостольный государь-царь, — написал он из Холмогор Алексею Михайловичу, — ребятишек ради моих умилосердися ко мне!

С великою нуждею доволокся до Колмогор, а в Пустозерской острог до Христова Рождества невозможно стало ехать, потому что путь нужной, на оленех ездят. И смущаюся, грешник, чтоб робятишки на пути не примерли с нужи.

Милосердый государь, царь и великий князь Алексей Михайлович, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержец! Пожалуй меня, богомольца своего, хотя зде, на Колмогорах, изволь мне быть, или как твоя государева воля, потому что безответен пред царским твоим величеством.

Свет-государь, православный царь! Умилися к странству моему, помилуй изнемогшаго в напастех и всячески уже сокрушена: болезнь бо чад моих на всяк час слёз душу мою исполняет. И в Даурской стране у меня два сына от нужи умерли. Царь-государь, смилуйся!»

21 ноября эту челобитную передал Алексею Михайловичу юродивый Киприан, но царь не ответил на неё. В конце года Аввакум со своей семьёю был привезён в Мезень...

Здесь ещё задержался Аввакум на полтора года, словесных рыб промышляя. И уже не здоровье Настасьи Марковны причиной задержки было. Чтобы дальше протопопа везти в Пустозерск, надобно было ещё один крюк через Москву сделать. Но тогда, в 1664 году, ещё не знал этого Аввакум.

8

А о московских делах Аввакума доходили слухи до Воскресенского монастыря на Истре. Внимал им Никон без раздражения. Даже площадная брань, которую доносили из Москвы, не смущала патриарха... Небесной метлой встала над Русью хвостатая звезда. По ночам и в Новом Иерусалиме было видать её. Недобрый знак явлен был. Тут бы о спасении самое время подумать, поскольку не только за личные грехи спрошено будет с Никона, но и за паству, которую устраивал он и не устраивал ко спасению... Только куды там! Совсем замучили Никона проверками разными. Из-за каждого пустяка цеплялись. Приказал Никон крестьян местных, из Истры рыбу кравших, иных батогами побить, а иных для острастки повесить, дак снова дело завертелось. Иван Сытин — сосед Никона по землям Воскресенского монастыря — жалобу подал о злодействе, которое Никон над его крестьянами учинил. Опять расследования начались...