Аз Бога ведаю!

Ярились витязи княжеские – след наказать бы новгородцев, полон взять, как с вятичей, иль вовсе спалить его, чтобы в огне и дух чумной сгорел, однако Святослав наказывать не стал и даже в город не вошел, хотя ворота были настежь. Забрал выданных хазар, связал веревкою и повел в Смоленск. Там же велел построить плоты на Днепре, поставил на столбах по светочу, и каждому хазарину приковал к ноге по гире пудовой, усадил их парами и пустил по воде, приговаривая:

– Коль вы радетели свободы – дарую вам ее. Сии плоты – оплоты ваши. Плывите, может, кто еще пожелает вкусить вашего закона.

И поплыли сии плоты по всей Руси путем позора, ибо люди выходили на берега и зрели, но никто более не захотел вкушать хазарской свободы.

После днепровских порогов их осталось совсем мало – одни плоты опрокинуло в пучине, другие разбило, иные хазары сами утопли, бросаясь в воду, чтобы добраться до берега. И этих оставшихся встретила княгиня, возвращаясь из Царьграда, велела причалить плоты и стала выслушивать жалобы.

– Бесчинствует твой сын! – говорили ей позорники, зная, что нужно говорить. – Кто бежит на Русь от рабства, гнета и несправедливости, всех забивает в цепи и сплавляет назад по рекам. А иных мечом рубит и в воду бросает!

По старой русской Правде во все времена беглые рабы и угнетенный люд из других земель находили приют и защиту на Руси, могли селиться на свободных землях, жениться, растить детей и становились вольными. Тут же творилось неслыханное кощунство над законом! Неужто Святослав принялся за старое?!.. Княгиня велела сбить оковы с несчастных и отпустила их с миром. А за порогами, прослышав, что Ольга возвращается на Русь, стали ее встречать на берегах Днепра не. инородцы гонимые, но соотечественники – у кого отрублена одна рука, у кого же обе, и раны свежие, еще кровят в тряпицы.

– Твой сын увечит нас, княгиня! – кричали они и бежали за кораблем. – Позри, что творит! Грозится всю Русь без рук оставить!

Правая рука – десница – была рукой дающей, а левая – шуйца – берущей, и по Правде только за воровство и лихоимство можно было по суду лишить одной руки – левой, но неслыханно, чтобы рубили обе, поскольку нет на Руси такой вины. Еще пуще встревожилась княгиня, и чем ближе к Киеву, тем больше махали ей с берегов отрубленными руками.

В Почайне ее встречал сын Святослав с внуками Ярополком и Олегом, воевода Претич, бояре, простолюдины, раджи-раманы, готовые изладить хоровод; один Свенальд не вышел, поскольку, как донесла молва, был тем часом на Припяти у дреговичей, где по воле князя творил свой неправый суд. Едва сошла княгиня на берег, как киевляне шатнулись и замерли – провожали в Царьград прекрасную молодую жену, а вернулась древняя старуха! Ибо все уже забыли, какой Ольга была до того, как пойти в Чертоги Рода. И в тот же миг промчался ропот:

– Еще одна беда…

– Княгиню подменили!

– И кличут ее ныне Еленой…

– Старуха! Как есть старуха!

Раджи, пришедшие возвеселить киевлян, носили серьги – суть Знак Рода, – но и они застыли в изумлении и растерянности: то ли Радость восклицать, то ли скорбеть утрату. А княгиня, невзирая на встречающих, с попами вместе развернула походную церковь, и начался молебен за благополучное возвращение к родным берегам. Народ послушал и разбрелся, и раджи не посмели завести своих песен. Остались только сын со внуками да верный Претич.

Закончивши молебен, княгиня наконец-то поздоровалась со Святославом и сказала строго:

– Покуда за море ходила, успел вновь возмутить всю Русь?

– Слишком долго ходила, матушка, потому и успел, – сказал на это князь.

– Да разве долго? И года не миновало!

– Мне же сдается, целая жизнь прошла. Посмотрись в зерцало – состариться успела…

– Зато душа чиста! – воскликнула княгиня яро. – Плыла я по Днепру и позрела, как ты правишь. Ответствуй, почему опять творишь худое?

– Я, мать, суды рядил, – печально отозвался Святослав. – Пока ты за морем была, восточный ветер принес на Русь болезни, коих мы не знали. Выжигал огнем, мечом и топором. Иных лекарств нет против этих хворей.

– За что же нарушил Правду и посадил изгнанников на плоты да по Днепру пустил?

– За то, что на вольную от века Русь свободу принесли, удел рабов, стремящихся освободиться от своего господина, суть рабский дух. А что иное могут принести извечные невольники?

– Ужели я обмана не позрела? Они клялись, что не виновны, а ты бесчинство учинил над беглыми…

– Тебе же ведома личина супостата – Хазарского каганата, с коим твой тезоимец князь Олег еще насмерть бился, силясь пройти сквозь заслоны на Птичьем Пути. Да не разгадал всех хитросплетений замыслов и погиб от коня своего. А он ведь Вещий был! Мой рок – завершить им начатый поход.

– А десницы отрубал за что? За что лишал своих соотечественников руки дающей?

– За то, матушка, что деньги в рост давали. По Правде сие хуже воровства, а дедами не зря завещано имение приращивать токмо своим трудом.

– И по закону христианскому – се грех великий, – согласилась княгиня. – Ну а за какие провинности ты левую руку рубил?