Аз буки ведал

- Лучше бы вам было где-нибудь по дороге колесо проколоть. Покачали бы, плечевой пояс поразвивали. Полезно. Ну ладно, со звездами не поиграешь - в такое время и в такое место подскочить. И еще беда: здесь тебе не Москва, здесь все всё про друг друга знают. Ты еще вчера только в деревню с той стороны входил, а ко мне с этой уже соседка прибежала: "У вас гости, может, молочка купят?" Так вот живем... А попал ты, брат, к самой кульминации педагогического процесса: это местных жителей учили покорности. У нас в позапрошлом году новый главврач на санэпидемстанцию спущен был сверху. Спущен за упрямство. Но он и тут не исправился. Ты вряд ли и поймешь, какое это жирное место, но без его печати ни бычка продать, ни сметанки, ни минеральной водички, слышь, из скважинки добыть. Ни водочки липовой произвести. Вот на водочке с ним и споткнулись. Пока он за тухлятину гонял, так, мелочи случались. Пару раз побили, дом поджигали. А вот за алкоголь уже круто. Для начала у него дочку прямо из школы забрали, сутки на машине катали. Так, просто катали... Я тогда вмешался... Но и мне дали понять кто есть кто. Я, конечно, герой, и ордена, и медали за это в ответе, но с системой не бьюсь. Нет. Я солдат, а не революционер. А он, слышь, не понял разницы... Но, самое опасное, что за ним народец потянулся. Вроде как лидера почуяли. Робина Гуда. Вот позавчера и... Система защищается.

- Да-да-да. Я уже понимаю, ну, начинаю уже понимать: тут у вас деревня. Все все знают, бычков на мясо сдают, коровок.

- Коровок не сдают. Пока они доятся, по крайней мере.

- Этого мы в Москве, сам видишь, не различаем. И еще одного не понимаем: почему ваши деревенские хлопчики с автоматами так запросто ходят? То есть - полный привет! - идет себе пацан, в носу шпилькой от гранаты ковыряет. Да, да, чекой, конечно! То ли коров так теперь везде пасут, то ли это местная национальная одежда. Чисто "алтайская сельская": камуфляж и штурмовой автомат. А тут москвичок: "Здрасте, я, извините, пописать вышел!" Только вот штаны в темноте снять не смог. И что ж, мне теперь так в мокрых и бегать?

- Ты ведь ко мне пришел? Тогда слушай и слушайся. Ты мой гость, я за тебя отвечаю. "В натуре", как "эти" говорят. А чтобы я мог действительно отвечать, ты, слышь, во-первых, успокойся. Во-вторых, еще раз успокойся. Твои штанцы уже постирали. И ботиночки почистили. И рубашечку. Пусть пока это все здесь полежит. А я тебя завтра на кордон к леснику отведу. Это не то чтобы спрятать, нет, это такое святое место, там разборок не бывает. Пусть все утрясется... Чтоб вещички тебе еще пригодились.

- Этот гад шофер мой чемодан увез. Там вся моя жизнь за последние годы. И не только моя.

- Найдем твоего водилу.

- Ты правильно пойми: пусть даже все шмотки возьмет...

- Я же сказал, позвоним ребятам, что извоз держат. Не робей.

Такой бани Глеб не смог бы даже придумать. Высокий осиновый сруб, тщательно обмазанный глиной, перед ним большая дощатая площадка со скамейками и бочками, через поленницу свешивались яблоневые ветви, - внешне ничто ничего "такого" не предвещало... Вся суть спряталась в процессе. Достаточно вместительная, чтобы в нее сразу входило пять-шесть человек, баня держала такой жар, что нельзя было не только говорить, даже глубоко дышать, чтобы не обжечь колеблющимся воздухом себя или кого рядом. Крестик пришлось все время держать во рту, хорошо, что тот был не на цепочке, а на шнурке. Семенов лично загонял всех на полок и, не отходя от дверей, "поддавал". Как он сам при этом стоял не сгибаясь под ударами не шипящего - свистящего от черных вулканических камней прозрачного пара, было необъяснимо. Когда после нескольких "добавочек" покорный народ "доходил", двери милостиво отворялись, и вместе с белым облаком на улицу мгновенно вылетали и бордово-красные бездыханные тела с выпученными красными же глазами и наперегонки бежали к реке. А там, на берегу, уже опять возвышался неведомо как появившийся Семенов. Теперь предстояло, схватившись за камень покрупнее, добровольно ложиться на дно зимой и летом шестиградусной реки, да так, чтобы тебя окатывало с головой. Все были в купальниках, и Глеб немного стеснялся своих модных, в мелкую полоску и с пуговками, "семейных" трусов, которые то прилипали к потному телу, то сносились течением. Шок от первого погружения был подобен первому детскому визиту к зубному. Все. Все! Такого больше не надо! Хватит, помылся. Но садист Семенов только ухмылялся, и две милые, но очень сильные девушки под руки почти вели опять в парилку. Там Глеб едва успевал зажать губами крест и замереть в позе, в которой его заставал первый "ковшичек"... После третьего-четвертого поддавания наступала недолгая бездыханная тишина, и вот он уже сам, без понуканий, нырял под воду и добровольно наслаждался упругими струями с не таких уж и далеких ледников... А с третьего раза баня и не "пробивала". Наверное, остыла? Но печь пылала, камни шипели и свистели прозрачным жаром. А тело просто грелось. И даже легкие не протестовали против разговоров.