Азъ есмь Софья. Государыня

Какое-то время разговор катился по светским рельсам, которые всегда одинаковы. Погода, озимые, урожай, турки, самочувствие… наконец, прощупав друг друга и убедившись, что диалог состоится, собеседницы перешли к главному. Начала Феодосия:

– Царевна, сын мой о другой жене и не мечтает.

– И с Алешей все уже обговорено. Он также не против.

– А ты, царевна?

Феодосия смотрела внимательно, жестко, пристально. Нет страшнее зверя, чем мать, защищающая свое дитя. Пусть пока опасность еще не возникла, но кое-что Феодосия могла предугадать.

Но Софья встретила взгляд, не дрогнув. Звон незримых шпаг поплыл по комнате.

– Я? Я Ивана люблю. И не предам. Этого довольно?

– Нет. Как будет выглядеть ваша жизнь?

– Жить будем здесь, в Кремле. Алеша согласен, Ванечка не против…

– То есть хозяином в своем доме он не будет.

– А сейчас он там – хозяин?

Софья попала не в бровь, а в глаз. И правда, боярыня с ней встречалась не так много, чтобы составить верное впечатление. Но женщина Феодосия властная, дай волю – мигом под себя прогнет. Молись, постись, не работай, а в тягости сиди дома. Декрет до трех лет… оно Софье надо?

– Все ему принадлежит, и все для него делается.

– А Тиша как же? И Маруся?

Боярыня мертвенно побледнела. Тишу она родила два года назад, от Матвея, Марусю пять лет тому. Счастлив мужчина был до потери сознания. А дети воспитывались втихорца. Матвей их и признал, и усыновил – и кому какое дело? Пожениться они не могли, но и удержаться – тоже. Оставалось грешить – и каяться.

– Ты… знаешь?

– Знаю. Глупо таиться было. Ваня же знает…

– Он рассказал?

– Нет. Я сама узнала.

Феодосия была смертно бледна, только на щеках горели яркие пятна румянца.

– Ты…

– Боярыня, сойдемся на том, что мы обе любим Ваню. И вреда ему не причиним. Тебе хочется со мной за хозяйство воевать? Я ведь в тереме не сяду, вышивать не обучусь. А тебе каково будет туда вернуться?

Феодосия это понимала, но наглость… Она даже приподнялась на стуле… что хотела – и сама не знала. То ли броситься на наглую девчонку, то ли разрыдаться…

– Сидеть! – голос царевны был ледяным. – Ты ко мне пришла, не я к тебе. Ваня давно уж взрослый, сам решать может. Он решил, и я решила. Ты хоть и боярыня, да я – Романова. Во мне царская кровь, такая же и во внуках твоих будет.

– Внуках… – Феодосия почти выплюнула эти слова.

Именно здесь и именно сейчас она осознала, что потеряла сына. Пусть это было сделано гораздо раньше, в тот день, когда она отпустила своего светленького мальчика в Дьяково, но осозналось – в этот миг. И было больно.

– И я надеюсь, что бабушка примет в них участие.

– А она их будет видеть?

– Дети будут жить вместе с родителями. – Софья мило улыбнулась. – В Кремле. Но бабушке завсегда будут рады.

Феодосия вцепилась ногтями в ладони. Вот ведь как… тут хоть волком вой, хоть на колени бросься… но ничего ты уже не изменишь. И твой самый замечательный, любимый и любящий сын достается этой… гадине!

– Ненавижу!

Вырвалось само, сквозь стиснутые зубы, чуть ли не воем. Потому что Феодосия поняла одно – и четко. Все, все было просчитано заранее. И Матвей, и дети, и приручение Вани – все! Хотя она была о Софье слишком хорошего мнения. Девушка просто предоставила возможности. А вот воспользоваться – или нет, как и когда, все выбирала сама Феодосия. Но сейчас винила в своем выборе девушку, не понимая, что должна быть ей даже благодарна. Нет хуже, чем замкнутая семья из двух человек. Мать и сын, мать и дочь, реже отец и сын… как правило, такие дети очень несчастны. Софья помогла разорвать эту цепь, но обрывки больно хлестнули.

И страшнее всего для Феодосии оказалось то, что царевна смотрела… с пониманием?

Не жалела, не злорадствовала… Понимала.

Боярыня встала, поклонилась… Ее сил хватило, чтобы невозмутимо пройти по Кремлю и забраться в возок. И только дома она дала себе волю. С криками, слезами, битьем утвари…

Дрянь. Какая же дрянь!!!

Софья тоже не была в восхищении. Она считала Феодосию умнее, а тут такая… бабская реакция.

Ладно!

Тогда тем более надобно жить в Кремле! Ей еще войн в доме не хватало!

Иван… Ванечка. Софья вздохнула. Вот так положа руку на сердце… любит ли она так же, как он? Безумно, безудержно…

Вряд ли. У нее есть брат – и есть ее страна. Вот тут она готова и на костер взойти. А остальное… Но обманывать мужа она не станет. Будет ему верна, родит детей… и в этот раз воспитает их как следует! Хватит на граблях выплясывать!

Девушка сделала несколько кругов по кабинету, разгоняя резкими движениями досаду – и опять уселась за работу. Вот подойдем к преграде, там и прыгать будем. А пока – и переживать нечего. Все одно за ней победа будет. Ночная кукушка – она завсегда убедительнее…

Май, 1674 год

Поль Мелье, а точнее, русский дворянин Павел Мельин смотрел на свой дом.

Да, не ждал он такого, никак не ждал. Каменные хоромы в два этажа, обширное подворье, несколько слуг, которые тут же выстроились и согнулись в поклонах…

– Доволен, адмирал?