Азъ есмь Софья. Царевна

Свободные и сильные люди не нужны тем, кто грызется, подобно паукам в банке. А то ведь и стекло разобьют и пауков передавят.

* * *

— Сколько людей у нас будет?

Иван Дмитриевич Сирко*, один из самых уважаемых казаков, посмотрел на Степана Разина.

— Более пяти тысяч человек у нас набралось, восемьдесят две чайки пойдет.

— Изрядно.

* В реальности Иван Дмитриевич вусмерть разругался с Дорошенко и бил его в хвост и гриву. Логично было предположить, что после гибели гетмана, он или попробует стать следующим, но это вряд ли, мог бы уже десять раз стать, просто не хотел. Либо найти общий язык со Степаном. Второе представляется мне более логичным. Прим. авт.

— Да и русские пойдут, разве не так?

— Так все. Мы до Азова спустимся, а там пойдем вдоль берега. А за нами русские корабли.

— Все на кораблях пойдут?

— По берегу идти опасно. Вот ежели Керчь захватить, да Перекоп — тогда можно будет и татар гонять. Хотя, может, кто и пойдет. Я сам покамест многого не знаю.

— Хорошо ли это? Русские всегда нашей кровью за свое добро платили…

Степан сдвинул брови.

— Мне ли не знать? Сам я брата потерял, а все ж таки… сволочь — она всякой бывает. И русской, и казацкой. И у нас Дорошенко чего стоил? Всех хотел под султана прогнуть…

— И то верно. Степан, я тебя с титешного возраста знаю, еще в люльке помню… Уверен ты в царевиче? Не подведет он? Ведь ежели что — твоя голова первой полетит, не простят казаки…

Степан вздохнул.

— Верю я ему, дядько. Другому кому не поверил бы, а царевича еще сопляком помню. Воля в нем железная была — и осталась. Он своих разменивать не станет. А ежели пошлет куда — я первым пойду. Потому что верю — не просто так то будет. Хватит уже поганым топтать нашу землю! Живем ведь от набега до набега! От стычки до схватки! Все разрознены, все землю, что одеяло, на себя тянут… хватит! Что смогу — то делать буду.

Иван медленно кивнул.

Да уж, когда Дорошенко под султана пошел — разругался с ним атаман смертно — и пошел громить негодяя, так что не понаслышке о междоусобице знал.

— Что ж. веришь ты — и я тебе поверю. Но учти, коли что — пощады и тебе не будет.

Степан кивнул. А что делать? Сейчас он все поставил на кон, либо пан — либо пропал. И пропадать не хотелось.

— Ты ж не просто так зашел, Иван Дмитрич?

— Куда как непросто. Ты погляди, что за цидулька до меня пришла.

'Цидулька' выглядела очень солидно. Лист пергамента с большой печатью, шёлковым шнуром… видел Степан такие.

— Дядько, никак тебя Османы уважили?

— Оне… гниды! Да ты почитай, что пишут!

Степан кивнул и развернул свиток.

— Красота!

Я, султан и владыка Блистательной Порты, сын Ибрагима, брат Солнца и Луны, внук и наместник Бога на земле, властелин царств Македонского, Вавилонского, Иерусалимского, Великого и Малого Египта, царь над царями, властитель над властелинами, несравненный рыцарь, никем не победимый воин, владетель древа жизни, неотступный хранитель гроба Иисуса Христа, попечитель самого Бога, надежда и утешитель мусульман, устрашитель и великий защитник христиан, повелеваю вам, запорожские казаки, сдаться мне добровольно и без всякого сопротивления и меня вашими нападениями не заставлять беспокоиться.

Султан турецкий Сулейман II.

* не могу утверждать, что текст идеально правильный, источники везде разные. Взяла, что нашла. Прим. авт.

— Сдаться ему, чорту! Не много ль чести?

Иван кивнул.

— Ишь ты, никем не победимый. Не воевал, вот и не побеждали, чего тут думать!

— И то верно. Отписать ему обратно, да в поход собираться.

Иван хищно усмехнулся.

— Сам отписывать будешь?

Степан покачал головой.

— На такое и ответа‑то достойного нет.

— Тогда отдай сюда. Мы ему ответ напишем!