– Вы вовремя! – сказал он. – Давайте к нам. Через двадцать минут начнется игра.
– Что за игра? – спросил Анжело, когда я передал ему слова Джареда.
Я пожал плечами.
– Не знаю. – Я не увлекался спортом.
– Может, бейсбол?
– Сейчас бейсбольный сезон?
– Вроде бы. Когда обычно начинается Мировая серия? К Хэллоуину? – Он тоже пожал плечами. – И хоккейный сезон, наверное, тоже начался, нет?
Я не имел ни малейшего представления.
Когда мы пришли, Джаред был в душе, и нам открыл Мэтт – вспотевший и весь в пыли. Меня он хлопнул по спине так сильно, что чуть не вышиб дух, а Анжело сгреб в охапку, и тот практически исчез в его здоровенных руках.
– Блин, что у тебя с ногой? – спросил его Анжело. Мэтт покосился на свою голень, покрытую царапинами и засохшей кровью вперемешку с грязью.
– Упал.
– Откуда?
– С горного велика. Мы только вернулись.
– Ты упал, и что дальше? Начал кататься по земле?
Он рассмеялся.
– Ну, что-то вроде того, да. Если обошлось без крови, значит покатались не очень. – Он, должно быть, не заметил на моем лице ужаса, потому что с внезапным энтузиазмом спросил: – А вы, ребята, катаетесь? – Мы с Анжело переглянулись, и он понял, что нет.
– Жаль. Ладно, будьте как дома, устраивайтесь, а мне надо ополоснуться. Пиво в холодильнике. Начало через десять минут.
– Футбол? – спросил Анжело.
Мэтт посмотрел на него так, словно его спросили, правда ли, что небо синего цвета.
– Ну да! Первая игра регулярного сезона! – Мы тупо уставились на него, а он расхохотался и скрылся в глубине коридора.
С улыбкой на лице Анжело взглянул на меня.
– Четверо педиков смотрят футбол. Блин, в аду сейчас, наверное, настоящий дубак.
…Анжело
Мэтт и Джаред занимают диван перед телевизором. Тут есть еще один диванчик, но мы с Заком делаем как всегда – садимся перед ним на пол. Мэтт с Джаредом с головой уходят в игру. Играют «Бронкос» и «Чарджерс». Кто такие «Бронкос» я, понятное дело, знаю – все-таки всю жизнь прожил в Денвере. Но и только. Никогда ими не интересовался. Про «Чарджерс» слышу впервые. Джаред мега-фанат «Бронкос». Мэтт утверждает, что не выносит обе команды, потому что обе они в АФК Запад. Я не спрашиваю, что это значит, или почему он их ненавидит. Несмотря на свою ненависть, он вовсю болеет за «Чарджерс», потому что поспорил с Джередом на исход игры кому на следующей неделе мыть посуду. Они без конца осыпают друг друга оскорблениями и тычками и – я уверен на сто процентов – напрочь забыли о том, что мы здесь.
Поначалу мы с Заком сидим у противоположных краев дивана, но вскоре становится ясно, что наша болтовня мешает хозяевам, и я пересаживаюсь поближе. К середине игры мы оказываемся совсем рядом. Не знаю, кто из нас так подвинулся, я или он. Наши ноги соприкасаются. Его рука лежит позади меня на диване. Он наклоняется, чтобы что-то сказать мне на ухо, и я чувствую, как его ладонь ложится мне на плечо и притягивает меня еще ближе.
Я так сильно хочу его. Он говорит, говорит, но что – я не слышу. Его рука на моем плече, его бедро, прижатое к моему, губы, почти задевающие мое ухо – это все, что я в состоянии воспринимать. От него так приятно пахнет. Я хочу поцеловать его. Для этого нужно лишь повернуть голову, и наши губы соприкоснутся. Я сдвигаю ладонь со своей коленки на дюйм в сторону, на его бедро. Что, если я передвину ее чуть выше? Заметит ли он? Попросит ли остановиться?
– Тачдаун! – раздается внезапный вопль Джареда, и он, повернувшись, бросается на Мэтта. Мы с Заком за игрой не следили и потому оба вздрагиваем.
И все. Я возвращаюсь в реальность. Зак смеется над ними, и я убираю руку. Отодвигаюсь от него на несколько дюймов. Пытаюсь заставить свое сердце биться ровнее, а свою эрекцию – успокоиться. Пытаюсь заставить себя прекратить любить его.
Получается два из трех. Не так уж и плохо, верно?
Мы возвращаемся в гостиницу, забираемся в наши раздельные кровати. Дыхание Зака почти мгновенно становится ровным и медленным. Он засыпает, а я еще долго лежу без сна. Не могу перестать о нем думать. Вот бы найти способ показать ему, насколько для меня было важно. то, что он отвез меня в парк. Знаю, он сам не придает этому большого значения. Но для меня никто ничего подобного раньше не делал. И от этого я хочу его только сильнее.
Я могу рискнуть. Встать. Сделать два шага и лечь рядом с ним в постель. Поцеловать, прижаться всем телом, положить ладонь на обнаженный живот, и он – я знаю – ответит. Я знаю, он не откажется. Два маленьких шага – и он будет мой.
Хотя бы на эту ночь.
Вопрос в том, что будет завтра. Что он сделает? Отшутится? Отмахнется, как от траха на одну ночь? Толкнет речь о том, что нам лучше остаться друзьями? Сделает вид, что ничего не было, и до самого конца поездки будет стараться не смотреть мне в глаза? Все эти варианты в равной степени вероятны. И одинаково невыносимы. Насколько все было бы проще, если бы я не любил его. Провести несколько ночей в этом номере, но в одной постели, а потом распрощаться. Отпустить его в Коду. А самому вернуться домой…
И внезапно до меня доходит.