Аз и Я. Книга благонамеренного читателя

3. Слово о полку Игореве. Вступительная стать» Д. С, Лихачева, Л., 1967, стр. 7.

4. Слово о полку Игореве. Вступительная статья Д. С. Лихачева, Л., 1967, стр. 7.

5. Там же, стр. 10.

6. Рыбаков Б. А. «Слово о полку Игореве» и его современники. М., 1971, стр. 31.

7. Рыбаков Б. А. «Слово о полку Игореве» и его современники. М.,1971, стр. 158.

8. Там же

Галица или сокол?

Важным диагностическим признаком, помогающим отличить авторский текст «Слова о полку Игоревен от плодов творчества переписчика, является, на мой взгляд, наличие в тексте двух отношений к Игорю и его воинству.

Одно, более негативное идет, вероятно, от протографа, другое — неприкрыто восторженное и жалостливое принадлежит Переписчику.

Для последнего главным, определяющим моральную основу «подвига» Игоря становится следующий очевидный факт — русский князь воюет с погаными и терпит от них обидное поражение. Переписчик — бóльший патриот (в современном понимании), чем Автор, и это сказалось при переписке.

От авторского отношения к Игорю остаются лишь намеки — те места, идеологическое содержание коих Переписчик не понял глубоко и потому оставил в тексте нетронутыми.

В качестве главного мотива, побудившего Игоря пойти покорять степь, Автор выдвигает стремление добыть славу великого полководца для достижения киевского престола. Но высказывает эту мысль не прямо, облекая прозрачной тканью поэтической аллегории. Эти метафоры не поняты Переписчиком, поэтому сохранились, и вносят смятение в умы современных исследователей.

Как правило, негативная оценка вкладывается в уста героев «Слова» — мифического певца XI века Бояна и князя Святослава. Боян выражается поэтически сложно,

Святослав — резко и прямо, как и подобает великому князю киевскому.

Он так оплакивает своих братьев: «О моя сыновчя Игорю и Всеволоде! Рано еста начала Половецкую землю мечи цвелити, а себе славы искати. Нъ нечестно одолеете, нечестно бо кровь поганую пролиясте… рекосте: «мужаимеся сами, преднюю славу сами похитимъ, а заднюю ся сами поделимъ» (подчеркнуто мной.— О. С.)

Тема славы проходит через все «Слово». Всеволод так характеризует своих воинов: «скачутъ акы серые волцы в поле, ищущи себе чти, а князю славы».

Слава в те времена понятие не столь эфемерное. Она означает — власть.

Лаврентьевская летопись под 1185 годом также вполне определенно называет мотив: «Задумаша Олгови внуци на Половци… Сами пойдоща особе, рекуше: «мы есмы ци не князи же? Такы же собе хвалы добудем».

Памятуя сказанное, приступим к анализу одного из самых «темных» мест «Слова», вызвавшего удивительные толкования. Автор задает себе вопрос — как бы мудрый Боян воспел поход Игоря? И предполагает варианты зачина бояновой песни:

Не буря соколы занесе чрезъ поля широкая —

Галици стады бежать къ Дону великому.

Или «вспел» бы мудрый Боян так:

Комони ржуть за Сулою —

звенить слава въ Киеве.

Отношение Автора к тактике Игоря выражено поэтически откровенно в первом варианте боянова запева.

Нет не соколов буря несет через поля широкие,—

то галочьи стаи стремятся к Дону великому.

Оглушительное сравнение игорева воинства не с соколами (как было принято), а с галками — ярче многих описаний характеризует рыцарское отношение Автора к проблеме «свои» и «чужие».

И, действительно, Игорь не как сокол летит на израненную от ударов Святослава степь, а как галица на падаль. Так «летал» он на беззащитные кочевья весной 1184 года. Репетировал — по выражению Б. А. Рыбакова.

Автор не решился сам, в авторской речи, так повернуть традиционный, былиннын параллелизм, он вручает поэтический меч придуманному Бояну, который без опаски, широко и свободно сечет «своих».

В данном случае Игорь — не свой, он соперник и враг Святослава Киевского, и хотя совершает на первый взгляд богоугодное дело, но делает его нечестно по отношению и к Святославу, и к Руси, и к половцам. Поэтому он не сокол, а презренная птица, питающаяся падалью.

В прочтении этих двух метафор и проявилась со всей очевидностью разность прямолинейного, общего взгляда исследователей и конкретный сложный феномен авторского отношения к описываемым событиям. Для исследователей к Игорю применимо традиционное фольклорное — Сокол. А галицы — это, естественно, половцы. И Автор, несомненно, именно такое противопоставление имел в виду, потому что он тоже — свой.

Все толкователи, без единого исключения приняли желаемое за действительное. «Соколы — русские, галки — половцы», — выражает общее мнение Д. С. Лихачев¹. И это несмотря на вопиющее противоречие литературного характера, возникающее при таком прочтении. Смысловой перевод в таком случае выглядит нелепо:

Не буря русских воинов несет через поля широкие —

то половцы стремятся к Дону Великому.