Аз и Я. Книга благонамеренного читателя

В предисловии к своему изданию Мусин–Пушкин писал: «Остались ещё некоторые места невразумительными, то и просит (переводчик) всех благонамеренных читателей сообщить ему свои примечания для объяснения сего древнего отрывка Российской словесности».

До сих пор «благонамеренные читатели» признают, что противительный союз «а» здесь употреблен автором в значении сочинительного — «и».

В «Слове» четко разделяются эти два союза.

…А Игорь Князь поскочи горностаемъ къ тростiю и белымъ гоголемъ на воду. Въвръжеся на бръзъ комонь и скочи съ него босымъ влъкомъ и потече къ лугу Донца и полете соколомъ подъ мьглами, избивая гуси и лебеди завтроку и обеду и ужине…

И т.п.

Нет ни одного случая применения «а» в качестве союза «и», да и зачем, если оба союза полноправно участвуют в грамматике «Слова».

…не мало ти величия, а Кончаку нелюбия, а Руской земли веселиа.

…Всеславъ князь людемъ судяше, княземъ грады рядяше, а самъ въ ночь влъкомъ рыскаше… и т.п.

Но мы договорились, что заключение написано другим человеком, в другое время. Может быть, в языке Переписчика «а» употреблялся вместо «и»?

Вот примеры из финала:

…Певше песнь старымъ Княземъ, а по томъ молодымъ пета…

…Здрави князи и дружина…

Как видим и здесь оба союза выступают в традиционных для русского языка значениях. Нет никаких грамматических и исторических основании подозревать, что писатель вдруг применяет союз «а» в качестве сочинительного, противореча грамматике всего текста.

В «Слове» союз «и» встречается в 88 случаях, «а» — в 55.

Н. М. Дылевский отмечает с полной серьезностью этот удивительный факт: «В одном случае союз «а» встречается в соединительном значении: «Княземъ слава а дружине»² .

Одно то, что он признает возможность такого невероятного, необъяснимого нарушения, делает несерьезным название его статьи. Он даже не пытается найти хоть какое–то объяснение подозрительно одинокому «а» или объявить розыск прецедентов в истории древнерусской письменности. Просто констатирует наличие — и все. Почему не признают знаменитое «а» противительным союзом? Потому, что получается фраза шокирующая:

«Князьям — слава, а дружине — аминь!»

Не укладывается это в сознании мудрых ученых. Позволить себе такое! Закончить дерзостью великое произведение, гордость славянской литературы!.. Невозможно! Пусть лучше это треклятое «а» превратится в «и».

…Фемиде завязывали глаза, дабы взор ее не отвлекался на созерцание многочисленных истин. Ибо Истина — одна, в сердце твоем. И только она подскажет тебе нужное решение. Эту Истину сейчас называют убежденностью. Или более точным термином — предубежденностью.

Великое произведение должно быть во всем строгим и последовательным. Никаких тебе отклонений в стороны:. не до шуток. И уничтожают таким прочтением одну из самых гениальных строк мировой поэзии,

Сверкнув случайно из–под пера рядового монаха и не мечтавшего о литературной славе, она по достоинству стала печальным алмазом в жестяном венце златого слова славянской письменности.

Веками, тысячелетиями скачут лихие воины «аки серые волци в поле, ищущи себе чести а князю славы».

 Слава Игорю Святъславлича!

 Буйтур Всеволоде!

 (Владiмиру Игоревичу!)

 Здрави князи и дружина,

 побарая за христъяны на поганыя плъки!

 Княземъ — слава, а дружине —

 аминь…

Автор «Задонщины» имел перед собой полный экземпляр «Слова». И мы вправе предположить, что отблеск подлинного финала отразился в завершающих словах «Задонщины». «Слово о великом князе Дмитрии Ивановиче» посвящено замечательной победе объединенных сил восточных славян и их союзников литовцев над ханом Мамаем. Эта победа вдохнула уверенность в Русь: впервые почувствовала она, что сокрушить силу татарскую можно.

Казалось бы, здесь место здравице и славе великому Дмитрию Донскому и его сподвижникам действительно «побаравшим за христиан» поганые полки.

Дмитрий Донской, великий князь, заслужил право называться головой русской земли, солнцем на небесах ее, право быть воспетым странами и городами. И уж такой литой строкой — «страны рады, грады весели», если бы она значилась в «Слове», автор «Задонщины», надо полагать, не преминул бы воспользоваться.

Во всем послушно следуя поэтике великого образца, Софоний, надо полагать, придал бы достойное значение в своем труде и апофеозному финалу, который более подходит к «Задонщине», чем к «Слову». Но этого не случилось, вероятней всего потому, что в том экземпляре «Слова» заключительные строки несли другое, несравненно более грустное содержание. Заканчивалось «Слово» не здравицей, а монологом Игоря, в котором он подводил печальный итог своей деятельности. И слушателем его единственным был Овлур. Маршрут побега пролегал мимо поля несчастной битвы и горестные воспоминания заставили князя произнести прочувственно те слова, ради которых и писалось, наверное, «Слово о полку Игореве».