Аз победиши или Между землёй и небом - война

Один славский хлоп в Вене Пэтру молвил: зачем лез через кордон сам? надо было завербоваться да уплыть за море-океан, лес валить, хлеб растить...

Покинул Пэтро красивый город на реке Дунае не своим ходом: на поезде укатил; в задымленный порт Триест переправил Пэтра и с ним еще сотни три молодых хлопцев пыхтящий паровоз. Словно баранов, перегрузили их всех из вагонов в чрево громадного пароплава; загудело чудище, окуталось дымами и гудками, подняло якоря и подалось за море-океан, в благословенную, по слухам, землю, званую Америкой, в благословенную страну, Канадой званую: в стране той лесорубам платят постольку, говорят, что за год на дюжину коров и пяток десятин землицы скопить - раз плюнуть!..

Рай лесной Пэтро на своей шкуре испытал, нахлебался досыта тамошних борщей. Платили щедро, это да. Но при первой же возможности подался Пэтро на юг, в Северо-Американские Соединенные Штаты. Семья на родине посылок и денег не ждала, молясь на образа святых мучеников, чтоб здоровья кормильцу дали - не имелось у Пэтра Нэпыйводы семьи, один как сирота горемычный он был, один в целом свете, мамо и батько его преставились давно, земля родимая им пухом, и был он у них единый сын, других Господь не дал; когда уходил за кордон, заколотил двери да окна хаты родной да поцеловал землю у порога - знал, в Самбор не вернется. Жменьку той земли носил Пэтро в торбочке полотняной, на шнурке поцепленной на шею: спасибочки австрийским жандармам, не конфисковали...

Свободный Пэтро был на чужбине, аки ветер, когда на юг подался. Долгов, слава Господу, не имел. Деньжат в кармане коттоновых, до светлой синевы вытертых штанов, джинсов по-ихнему, правда, тоже почти не осталось. Зачем подался, и сам не ведал. Наскучила ему беспросветность, и злобная алчность наскучила, горящая в глазах земляков, горбатящихся на просеках и лесопильнях - у них дома голодные рты хлеба ждут; а многие хлопцы да вуйки семьи на чужбину приволокли, первые хатки украинские на канадской земле поднялись...

Даже ветер, ежели вдуматься, подчиняется неким закономерностям в полете своем. Так и Пэтро, хочешь не хочешь, в большие города тянулся потеряться, не видеть лиц девчат украинских, чернобровых...

Стэцька-побратима повстречал в большом городе, Сиэттлом званом. Пришел в этот город из канадского Ванкувера, голодный и злой, но веселый начинал понимать, что дороже воли вольной ничего в целом белом свете нет.

Услыхал родную речь в разноязыком гомоне припортового кабака. До хлопца трое греков доматывались, хлопец их костерил почем зря на чистейшей ридний мови, и закатывал рукава.

Пэтро встал плечом к плечу. Так после и на Восход добирались: плечом к плечу, Пэтро да Стэцько. А греков тех они с трех ударов усмирили, положили всех, будут знать, как забижать _н_а_ш_и_х_ хлопцев... Нигде не задерживались наши хлопцы надолго, а в Новом Йорке застопорили ход: впереди океан, за океаном - ридна нэнько Украйна. Мать родная. Решали: до дому или погодить? Решили: погодим. Стэцька тоже никто не ждал в родном Немирове. Крепкие хлопцы в Новом Йорке без работы не останутся; а тут и газеты весть принесли: в Российской Империи народ супротив царя бунтует, какую-то революцию затеял. В революцию хлопцы соваться не решились. Супротив царя-москаля выступить - за милую душу! но пугало страшное, таинственное слово "революция". Пэтро сказал побратиму: это не просто бунт, это хуже, и как завсегда украинцы пострадают больше всех...

- ...За що я тэбэ поважаю, Пэтро, - говорил Стэцько Пэтру как-то, в шинке на Двадцатой Стрит, в который они хаживали промочить глотки слабенькой американской горилкой, - так то за впэртисть. Ты всэ, що нэ робыш, старанно робиш до самого кинця. О'кей, як тут кажуть. Лантухы з кораблив вывантажуеш - бильш за всих. У бийку влизаеш - бьешся клято, докы нэ впадэш. Пьеш - до всырачкы. Тоби дай можлывисть - выпьеш усю горилку в Г'Амэрыци. Та й призвыще в тэбэ видповиднэ... Тилькы нэ зрозумию аж нияк, чого ты николы нэ навидуесся у хатыну до повий? Таки гарни дивчатка тут е... Вжэ рик тэбэ знаю - николы нэ бачыв, щоб ты на дивок заглядавсь. Чому цэ так?

- Облыш, - хмуро ответил Пэтро, и налил себе и Стэцьку еще по полному стакану. - Пый липше. Знайшов про що тэрэвэни розводыты.

- Та що ж, я й выпыты можу, алэ ты мэни видповидай, братэ. Яка лахудра тэбэ так образыла, що ты...

- Пый!! - прикрикнул на Стэцька Пэтро. - Пый та нэ мэлы дурныць.

Стэцько пригубил и скривился.

- Остобисыв мени той виски, - сказал. - Покуштуваты б добрячойи горилкы...

- А може, зробымо? - предложил Пэтро. - Накупымо зерна, дрижджив... поставымо брагу... - Пэтро старательно уводил ход мыслей порядком осоловевшего Стэцька прочь от щекотливой темы.

- А що, цэ думка... - сказал в ответ побратим. Такой бизнес ему явно по душе пришелся. - ...наробымо горилкы, и зыск будэ, прибуток, та й сами нап'емося...

- Компани "Нэпыйвода енд Хомченко лимитэд", - сказал Пэтро. - А тэбэ нэ лякае, що у цьому клятому мисти, окрим нас з тобою, люды занадто слабки, щоб вытрыматы дию нашойи горилкы?