Аз победиши или Между землёй и небом - война

Он вспомнил, как впервые ее увидел. Сколько лет-то минуло, господи?.. Семь с половиной, да. Строгая такая, серьезная, отчужденная, словно не от мира сего. Даже в убогом детдомовском платьице она не выглядела дурочкой, а ля "я у мамы скотница", Королевой смотрелась, на голову возвышалась над окружающими. И глаза... Глаза как у шахматиста в цейтноте: внимательные, подмечающие каждый штришок бытия, каждое движение, целеустремленные, сосредоточенные. Взгляд человека, отлично сознающего свое предназначение и свои возможности, идущего к своей цели, рассчитывая каждый шаг. Никаких шуров-муров на первых курсах, никаких охотничьих рейдов, с умыслом заполучить столичную прописку. Впрочем, уже к концу второго семестра было ясно, что ей подобные амурные варианты ни к чему: аспирантура для нее готовилась уже тогда. Талант, говорили. Дар божий!.. И глаза... какие у нее глаза были... "Кажется, я полюбил ее, как только увидел ее глаза. С первой встречи. Осознал разумом гораздо позднее, когда уже было поздно...". Первые курсы - самое счастливое время... Кроме Светки, с которой в одной общаговской комнате обитала, она допускала "внеслужебные" отношения лишь с ним, Михаилом. Вначале оказались объединены общей темой, совпадением научных интересов, заветной мечтой, угнездившейся в сердцах и умах с детства. У него - с тех пор, как заболела мама, у нее - с того черного дня, когда погибли родители... Бились над темой несколько лет, позднее - он в одиночку копья ломал, и кажется, наконец-то появилась надежда, сейчас, именно сейчас... "Ты нужна мне сейчас как никогда, Мариш... И не только мне. Теме нашей... Конечно, если ты скажешь - брось, я брошу. Ради тебя - все, что хочешь. Но как было бы великолепно... не бросать тему, а снова, как раньше, вдвоем работать, ну и, конечно...". Но об этом он боялся даже мечтать, опасался сглазить. Официальный предлог приезда: приглашение Института вернуться, он добивался его целый год, только он один знает, каких унижений ему это стоило, и ему таки поверили, поверили, что ее можно реабилитировать... Первые курсы - самое счастливое время. На втором - сблизила общая работа. Стали встречаться помимо лекций, семинаров, лабораторий. Прикоснуться к ней боялся, не то что поцеловать. Тем более она как-то, в разговоре по-душам, призналась, что отдаст свою девичью честь только МУЖУ, если сумела сохранить ее в детдомовском аду, то так просто не расстанется... Постепенно Михаил все лучше узнавал ее, и с удивлением обнаружил, что у Марины, поди ж ты, имеются в жизни, кроме науки, другие пристрастия. Автомобили любила самозабвенно, к примеру. Говорила, что машина для нее, - как человек. (Иногда добавляла, правда, что тяга к автомобилям для женщины не очень естественна, но с улыбкой объясняла, что это, видимо, влияние окружающей среды, мира, который построили и властвуют в нем - мужчины, которые во всяких технических железяках души не чают!). Если за машиной хорошенько смотреть, вовремя ремонтировать, техосматривать, с умом на ней ездить, любить ее: тогда автомобиль ответит взаимностью, послужит хозяину столько, что диву дашься. Так и человек, говорила. Загоняет себя. Отравляет страхом, ненавистью. Губит всяческими противоестественными привычками. Любить надо, говорила. Когда каждый полюбит ближнего и дальнего как себя самого, то исчезнут болезни, войны, смерть даже, наверное, хотя не могла объяснить, необходимо ли бессмертие, не погубит ли оно главное: осознание того, как прекрасна жизнь! Искала вместе с ним корень страха и ненависти. В мозгу искали. Она верно сказала. У человека все в мозгу. Душа - тоже. И чувства. Там и пытались нашарить. И вот он, кажется, разыскал заветный ключик... Клерикалы скажут, конечно: "Кощунство!". "Но, сдается мне, - подумал Михаил, - я таки нашел ее, Душу. Не в пятках, а в мозгу, как Марина предсказала. И даст Бог, то, что я разыскал, не будет применено как мост для переправы в естество человека всех мерзостей, всех извращений, всей грязи, накопившейся за долгие тысячелетия развития вида. Это самое страшное, если я дам возможность использовать отысканный клад во зло, во имя разрушения, а не во благо... Не позволю!!!".