Аз победиши или Между землёй и небом - война

Слово родилось спонтанно. Как некая квинтэссенция слов "амазонки", "волки", "кошки", "Нонна"... Нонной звали медсестру в роддоме, сообщившую о смерти ребенка Марине. Матерившую мужиков чернейшими словами. Лесбиянку. Это она сказала Марине, что лучше уж партеногенезом размножаться, чем ложиться под самцов. Мысль запала, запала в подсознание... Стала еще одним тычком, ближе придвинувшим к принятию решения... Правда, до такой степени Марина не собиралась низводить самцов. Зачем, когда есть средство быстрого и малоотходного переналаживания психологии. "Я заберусь к вам в души и забью их ненавистью под завязку. Я сделаю вас рабами собственной несовершенности... Совершенством в моем мире будут лишь... нонки. А вы прислужниками. Безликими биороботами, удовлетворяющими прихоти хозяев. В моем мире все вещи будут называться своими именами. Лишь одно слово будет запрещено к произношению в мире моем: _л_ю_б_о_в_ь_. Ненавижу его! Даже слово. Забыть его хочу. Нет ее. И слова - не будет...".

- Слушай, - спросила таксиста, затормозившего на ее призывный жест, ты когда-нибудь любил, парень?

- Что? - переспросил чернокожий верзила, крутящий баранку. - Это ты намекаешь, что не прочь трахнуться? О'кей, я не прочь. Прямо в машине или номер снимем?

- Вечером, - отрезала она. - Приходи. Доннер-Хаус, тридцать восемь, Семьдесят Девятая.

- Договорились, - ухмыльнулся черный и послал ей воздушный поцелуй с помощью отражения в зеркале.

"Вот и вся тебе любов... Приходи, самец. Там тебе девочки покажут, что такое любовь...", - подумала с наслаждением Марина. - "Я к тому времени буду в ином мире, но спрошу как-нибудь Кэри, как "обслужили" бугая, пришедшего со мной трахнуться в штаб-квартиру "Noncky's Terror"..."

Назову-ка я мой мир "NONCKY'S TERRA", подумала, вылезая из такси на Сорок Шестой. Чем не название? Не хуже прочих. Звучит. А в эмблемы возьму кошку. Эти псы говорят, что бабы, мол, кошки, им бы только потрахаться, тварям... Как там у этого уродского импотента Фридриха: "...Цель женщины беременность...". Досублимировался. Неудивительно, для типа, твердящего: "Идя к женщине, возьмите плетку". Неудивительно, что его бабы не любили, и приходилось бедняге сублимировать вовсю, в иных областях применяя энергию... Будто собаки меньше трахаются, черт возьми. Ну, кошка, так кошка. Подспудный смысл имеется... Собаки и кошки никогда в мире не жили. Вечно воевали. Пес - "друг человека", кошка гуляет сама по себе. Раб и свободная. Так и будет в мире моем, да. Только в нем, я уж постараюсь, ни одна собака на кошку гавкнуть не посмеет. Не будет грызни, как здесь, где собаки и кошки живут, как... Мужчины и женщины. В извечном антагонизме. Разные потому что. И женщины - не люди. (А сами они - кто? Любопытно, понимают ли они, кто в таком случае они сами, если учесть, что: ТЕ, кто дают _и_м_ всем жизнь - и НЕлюди...) Граждане второго сорта во всем мире, мире мужчин, разве не так? Так. Еще и как. Надоело. Настала пора показать собакам их место. К ноге! К ноге, бобики! Лежать, я сказала! То-то. Здесь ваше место. Там, где в вашем мире лежала я... На земле. В дерьме. С надеждой глядя в небо, будто с небес может свалиться счастье. С неба лишь говно падало. Больше ничего. Поползала в говне, хватит. В яму вы меня столкнули. Выбираться из нее - самостоятельно пришлось. Выбралась! Думали, захлебнусь? А кукиш вам. Я распрямилась как ветка, на которую снег валит. Его все больше и больше, а она, несчастная, все сгибается и сгибается... а потом, глядишь, о-о-оп, и распрямилась упруго, сбросила снежную шапку вон, и снова к солнцу почки подняла, в ожидании Весны.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ВЕЛИКОЛЕПНАЯ ДЮЖИНА

...Заповедь первая: используй свои

способности и мастерство только для защиты.

...из двух заповедей каратэ-до Миаги

39. ИЗ ПОЛУНОЧИ В ПОЛУНОЧЬ

- Запоминай, Вилли, что скажу. Во времени можно переместиться не сходя с места. Что мы сейчас с успехом и продемонстрируем. Стой где стоишь, ничему не удивляйся. - Грэй обхватил Неудачника, прижался к нему всем телом. "На гомика вроде не похож...", - подумал Вилли, и тут взорвался мир. Вилли куда-то провалился, словно с крыши небоскреба сверзившись; вопль ужаса, раздирая гортань, полез на волю, но самым необъяснимым манером не сумел ее заполучить, ибо губы Неудачника, крепко стиснутые, в таком положении остаться и решили, и крик застрял под небом, меж зубов, под языком, надул щеки, клоком ваты закупорил глотку, и ничего не осталось ошарашенному (не то слово!), сброшенному с коптера без парашюта и предупреждения ("...ну Торопыга зверь, вот я ему врежу, ежели жив буду!"), пулею мчащемуся вниз, к неведомой цели, Неудачнику, ничего ему не осталось ("Вилли вечно не везет!"), как удовольствоваться ублюдочным мычанием. Однако даже помычать, как выяснилось, не получилось: резко затормозив, Вилли из пули превратился в кабину лифта, и тут же остановился - на самом-самом первом этаже, судя по стремительности падения, уж никак не выше. А стоя в живых на твердой почве, мычать мужику уже как-будто и ни к чему, хотя поджилки и трясутся мелкой дрожью...