Аз воздам!

Великий князь Дмитрий Иванович окинул ревнивым взглядом свой стяг, реющий невдалеке на холме, своего друга и ближнего стольника Мишу Бренка, восседающего на великокняжеском скакуне, обступивших его рынд и сторожей чернецких, крепко сжав в кулаке печать — символ власти, на которой были выбиты всего три слова:  ВСЕ СѦ МИНЕТЪ[30]. Мудрый наставник князя, митрополит Алексий, повелел сделать её для юного Дмитрия, когда пришедшая из Европы и гуляющая по Руси «чёрная смерть» выкосила семью князя, забрав жизни отца, мамы и младшего брата. Из некогда большого потомства Калиты, из трех сыновей и шести внуков, остались тогда лишь двое малолеток, отчаявшихся и не понимающих, что делать, как жить дальше.

— Всё сиё минет, — утешал митрополит Дмитрия, по-отечески гладя по голове, не давая впасть в великий грех уныния, уверяя, что Господь милостив и никогда не посылает испытаний больше, чем человек способен вынести. — Всё, что не убивает, делает нас сильнее, — убеждал Алексий юного князя, беря в свою руку отроческий кулачок с зажатой в нём печатью, когда в 1365 г. Москву целиком уничтожил надолго запомнившийся москвичам страшный Всесвятский пожар, — всё пройдёт, и только по твоим делам потомки будут судить, кем ты останешься в их памяти…

— Всё сиё минет, — прошептал великий князь Дмитрий Иванович и тронул шпорами коня, посылая его в черную воду Непрядвы.

Всё, что мог, он сделал. Полки урядил, воевод назначил, место сечи выбрал. Помогла последняя весточка преподобного Сергия, принесенная Георгием. Главный удар Мамай нанесёт своим правым флангом. Именно поэтому князь настоял на формировании потаённого засадного полка из отборной кованой рати, лично определил его место на поле боя слева, в полуверсте от главных сил. Боброк-Волынский знает, что делать, и если, паче чаяния, сложится, как задумано, — ударит вовремя. Тогда есть надежда взять мамаево войско в латные клещи. Победит рать русская — он, Дмитрий, ещё вернётся под свой великокняжеский чёрмный стяг, а коли нет… Про то и думать не стоит. На всё воля Божья. Сейчас его мысли поглощала сеча, в которую он пойдёт простым воином и мечом докажет, что не только по праву крови, но и по делам ратным занимает своё положение, достойное великих предков.

Князь глянул на переправу, пологие в этих местах берега Непрядвы, колонны пешцев, покидающих берег, и кавалерию, пробующую каменистое дно брода.

Преодолев реку, полки всходили по затяжному отлогому подъёму на высокий холм, исчезали в тени зелёной дубравы, проходили её насквозь, оставляя под сенью густых крон дружины засадного полка, следовали на основную позицию, подобранную разведчиками-ведомцами в пяти верстах от переправы, на лугу, огороженном глубокими оврагами и заболоченным лесом.

Рати сосредоточивались за холмами и, невидимые для ордынских соглядатаев, принимали боевой порядок, чтобы утром спуститься в низину между долинами реки Смолки и Нижнего Дубяка. Где-то впереди дозорный отряд отчаянного рубаки Семёна Меликова резал передовые разъезды степняков, не позволяя им приблизиться к русскому войску, чтобы разведать его диспозицию и предупредить о ней хана, и давая русской рати время развернуться в боевые порядки. Все знали, что кому делать. Всё переговорено стократно за время похода от Троицы к Дону.

А в это время за спинами перебравшихся через реку полков жарким пламенем занимались наведённые переправы, отрезая любую возможность податься назад, покинуть поле боя и отступить. Пятьсот шестьдесят лет оставалось до слов, произнесенных политруком Клочковым: «Велика Россия, а отступать некуда, позади — Москва», но услышь их тогда, в сентябре 1380 года, согласились бы с советским командиром полководцы великого князя Дмитрия Ивановича — ведущие передовой полк братья Всеволожи, князь Микула Васильевич со своими коломенцами, Тимофей Волуевич с костромичами, московский боярин Тимофей Вельяминов, ведущий большой полк, командир полка правой руки литовский князь Андрей Ольгердович и полка левой руки — князья Василий Ярославский и Федор Моложский, воеводы засадного полка Владимир Андреевич с Дмитрием Волынцем, и многие, многие другие…

В ночь на 8 сентября полкам был отдан приказ оставаться в боевом порядке лицом на юго-восток, сохранять бдительность и готовиться к утреннему бою. Утро словно застыло, превратилось в неподвижный вязкий студень, и только светлеющее небо напротив русского войска предупреждало о скоротечности времени и близости развязки. Всякое движение прекратилось. Даже ветер стих, листва на деревьях не трепетала и не срывалась с веток. Ряды ратников стояли в немом молчании, и каждый воин ощущал всем своим естеством тревогу, берущую начало в разгроме на реке Калке, закреплённую многократными ордынскими набегами и полтора века передающуюся от поколения к поколению. Ещё никто и никогда не кидал прямой вызов непобедимым войскам степных ханов. Победа на реке Воже пока ещё выглядела, как случайность, настолько военный авторитет Орды был огромен и непоколебим.