Аз воздам

– Игорю Леонидовичу я уже звонил. Со вчерашнего дня я в отпуске… Не тяни время, пока у меня все нормально… Все, пока… – Я положил трубку и улыбнулся: с надеждами найти нас через мою маму или диктовать через нее условия Кормушке можно было расстаться. А других близких родственников у меня, к счастью, не было… Можно было слегка расслабиться…

– Соловей! Хватит валяться без дела! Иди, что ли, картошку почисти… – донесся до меня голос Глаза. – Объявляю тебе два наряда по кухне…

– За что это? – поинтересовался я, на ходу закатывая рукава и вздыхая, – чистить картошку я возненавидел еще в военном училище.

– Было бы за что – объявил бы три… – улыбнулся Щепкин, сосредоточенно отбивающий мясо. – Как думаешь, сколько надо кусков на всю нашу ораву?

– Ну… таких лично я бы съел четыре… Жарь штук пятнадцать… Думаю, умнем…

– Вот и я так прикинул… – отрезая от вырезки очередную порцию, кивнул он. – Кстати, пока руки чистые, открой банку с ананасами и потри на терке сыр…

– А ты гурман, однако…

– Ну да, это тебе не сухпай… Можно съесть много… А че там Олежка делает? – поинтересовался он, прислушиваясь к звукам, доносящимся из большой комнаты.

– Отбивается от Марка Ивановича… – предположил я. И не ошибся – минут через десять, унюхав запах жарящихся отбивных, на кухне появилась вся эта бешеная троица, и плотоядно уставилась на сковородку…

– Че, опять малыша обижал? – кивнув в сторону Коренева, ухмыльнулся Глаз.

– Обидишь его, как же… – поморщился Тимофеев. – Подрос, закабанел – черта с два достанешь… Да и со скоростью у него стало все в порядке…

С этим я не мог не согласиться – смотреть на размазанные силуэты, в которые превращались эти отмороженные рукопашники, мне надоело еще позавчера. Увидеть какую-нибудь комбинацию, которую можно было бы взять на вооружение, было невозможно, а попадать им под ноги – не хотелось. Я, конечно, завидовал их возможностям, но понимал, что научиться двигаться так не смогу никогда. И принял это как должное. Правда, ребята старались поправить мою технику, как могли – благо, свободное время они проводили всегда одинаково. В тренировках. Но толку от этого было немного – стоило им хоть немножко ускориться, как я переставал видеть их конечности и понимать, что, собственно, они со мной делают…

Меньше всего тренировался Олег – с утра до ночи он возился с компьютером, анализируя поступающую от какого-то Кириллова информацию, выбирался в город, чтобы прокатиться к очередному интересующему его объекту или мрачно думал о чем-то своем. Но стоило ему начать двигаться, как становилось ясно, что передо мной – Великий Мастер. Именно так – с большой буквы. И хотя по отдельным фразам ребят было ясно, что учил его как раз Марк Иванович, ученик явно превзошел учителя. Как минимум, в скоростных качествах. Что интересно, в скорости здорово прибавил и Щепкин – неплохой боец еще со времен училища, за эти годы он превратился в настоящее чудовище! Каждый его удар преследовал вполне определенную цель. Убить или покалечить. Никаких лишних движений. Никакой лирики. Скорость. Мощь. Целесообразность. Глядя на то, как работает Вовка, я представлял себе реакцию нашего инструктора по рукопашному бою, капитана Киселева, будь у него возможность увидеть Глаза – сегодняшнего: думаю, он остался бы им доволен. И его фраза «Девочки, хватит лапать друг друга! Бейте!!!» в этот раз прозвучала бы по-другому…

А вот на технику Беаты, или, как ее называли ребята, Хвостика, мне посмотреть толком и не удалось – по мнению того же Вовки, сестра Олега уступала только брату и Деду. Наступая последнему на пятки…

Представить себе условия, которые сделали из симпатичной фигуристой девушки настолько жесткого бойца, я не мог, а, увидев, как потемнело лицо Щепкина после заданного мною вопроса, вообще перестал поднимать эту тему в разговоре. Предпочитая философски дожидаться момента, когда ребята решат, что настала пора действовать…

Глава 29 Олеся Коваленко

…Инесса Алексеевна смотрела на мнущегося у доски Еремеева с таким видом, словно готова была его растерзать: по ее мнению, не знать биографию Георгия Максимилиановича Маленкова мог только полный и законченный кретин. Дима кретином себя не считал, но, кроме того, что этот политический деятель входил в ближайшее окружение Сталина и даже был председателем Совета Министров СССР, ничего сказать не мог и мрачно смотрел в окно, привычно пропуская мимо ушей гневную тираду исторички. Возмущенная до глубины души учительница, потрясая в воздухе маленьким сухоньким кулачком, принялась было рассказывать про то, что Маленков играл одну из самых заметных ролей в так называемом «Ленинградском деле», но тут скрипнула дверь и на пороге класса возник Килиманджаро.

Класс тут же встал.