Аз воздам

Артём Соломонов Аз воздам

1

Юго-восток от столицы Маррании, весна 1922 г.

В глазах молодого офицера Йохана Эйнера стояло чудовищное багровое зарево. Стрельба, повсюду была слышна стрельба из пушек, зловеще поднимались чёрные столпы дыма. А где-то невдалеке, сквозь громко падающие плиты и разбитые окна чьих-то домов слышались голоса… Нет, крики обезумевших женщин и детей, совершенно не понимающих, что происходит.

Тем временем почти весь юго-восток Марранской империи полнился запахом удушающей гари. А на выжженной от снарядов земле лежало поруганное знамя Маррании в виде золотого диска на ярко-лазурном фоне.

Киммерийские войска громили стены крепости, которые прежде считались неприступными. Эти люди казались безжалостными и выжигали всё и вся на своём пути, подобно тем же огнедышащим тварям, что были изображены на их рукавах в виде зигзага. Они даже истребляли безоружных мужчин, среди которых было немало стариков и просто больных – таких же киммерийцев, только живущих на территории другого государства. И это не считая тех, кто пал под этими самыми стенами. Что до женщин, то их участь была менее завидной. Женщин, а особенно юных, подвергали насилию, причём на глазах у детей.

Одни говорили, что возможной причиной для войны послужили ресурсы, которыми Маррания была богата, ещё задолго до образования самого государства. В прошлом народ Маррании прошёл через колоссальные унижения и рабство, и это всегда подталкивало его к вере в Бога. Во время асурского плена не только погибло много людей, но даже запрещалось исповедовать так называемое единобожие. Однако несмотря на это марранский народ выжил. Другие же считали, что причина была в ином, а именно, в личной неприязни вождя к мараннской расе. Доходили слухи, что существуют некий «марранский заговор», согласно которому марраны давно стремятся к мировому господству и считают себя наследниками Римской Империи. И почему-то никого не смущало, что на это место претендовали многие, в том числе и народ Киммерии, который и сам был не прочь оказаться единственным победителем на мировой арене. Также в сводке новостей мелькала какая-то женщина, с которой Митлер якобы делил постель. По всей видимости, та оказалась марранкой и заразила его одной постыдной болезнью, которую среди киммерийцев и других народов называли «марранской чумой», что, естественно, не могло не внушать ужас и отвращение. И, наконец, третьи утверждали и то, и другое, что в итоге и вылилось в эту бессмысленную кровавую бойню.

– Эйнер! Эйнер! Ты чего там застрял? – окликнул товарищ, чьё ружье, впрочем, как и руки, уже были в чьей-то крови.

– Карл, иди без меня, – сказал Йохан, заметивший марранку, которая пробежала вдоль полуразрушенной стены и скрылась за развалинами. – Я тебя догоню.

– Не потеряйся!

Кивнув своему товарищу, он тотчас же поспешил за беглянкой. Дойдя до развалин, Йохан замедлил шаг и, вооружившись револьвером, последовал внутрь. Озираясь по сторонам, он обратил внимание на разбитые статуи и полуразрушенные колонны, неподалёку лежали засыпанные обломками и пылью картины Рафаэля и Рембрандта и старенький граммофон, на котором стояла пластинка «Mozart: Requiem». Проведя пальцем по пластинке, Йохан печально вздохнул.

– Покажись! – выкрикнул офицер. – Я тебя не трону!

Через какое-то время тень марранки неуверенно качнулась в сторону мужчины.

– Ну, не бойся… – опустив револьвер, тихо произнёс Йохан. – Должен сказать, не все киммерийцы разделяли восторг от предстоящего вторжения. Я вот, к примеру, был обычным пианистом, любил играть Моцарта и никак не желал, чтобы наши люди убивали друг друга, приносили боль и разрушение… Молчишь? Что ж, у тебя есть все основания не отвечать мне. Я знал, на что шёл.

Офицер подошёл к девушке поближе, но она отпрянула, с тревогой глядя на лежавший рядом с ней пистолет.

– Ладно, я понял… Успокойся!

И в этот момент раздался голос Карла-Отто Геральда. Мужчина обернулся.

– Эй, Эйнер! Тебе там помощь случайно не нужна?

– Не нужна! – крикнул в ответ офицер.

И глядя на эту испуганную незнакомку, на её беспомощные карие глаза, в которых таилось чёрт знает что, Йохан поднял пистолет и стремительно зашагал в сторону улицы. С этого момента он не мог отделаться от мысли, что она в опасности, что её могут в любое время обнаружить. Хотя какое ему до неё дело? Она – марранская женщина, он – киммерийский офицер. К тому же оккупант. Да и видел он её только раз. Впрочем, с тех пор как его взору предстал абсурд захватнической войны и весь её ужас, он впервые в жизни начал стыдиться, что он, Йохан Эйнер, киммериец.

– Ну что, нашёл кого-нибудь? – спросил товарищ.

– Нет, – с усмешкой ответил Йохан, – одни развалины!

***