Азарт простаков

Охранник Коля, так незаметно вошедший и вышедший из ресторана «Купец Замоскворечья», выжимал из своей «лады» больше, чем она могла дать. Если бы не пробки, уже был бы в Шереметьево. Но в пробке и осознал: никто не перехватывал, никто не преследовал, значит, и самому не надо суетиться, обращать на себя внимание.

В районе Долгопрудного, помнится, есть поворот к Клязьминскому водохранилищу. Вот! Тихое местечко на обочине.

Коля вытащил из-за пояса надоевший своими толчками чемоданчик. В похожих плейеры продаются. Сверля жадными глазами, открыл.

Внутри лежали пара книг и початый рулон туалетной бумаги.

Кипя злостью, как перегретый радиатор, Коля развернул машину и впечатал педаль газа в половое отверстие «лады». «Лада» взвыла от восторга и рванула вперёд не хуже «тойоты». Куда он мчался, Коля и сам не осознавал. К деньгам?

План «Перехват» уже работал вовсю. Посты засекали «лады» с сомнительными номерными знаками на всех путях от центра к МКАД и на ней.

Коле не повезло — он нёсся в обратную сторону, и на него никто не обращал внимания. И он не обращал внимания ни на кого, даже на светофоры, подмигивавшие ему изо всех сил.

Утрата внимания милиции в данном случае стала роковой. Вопреки стандартному представлению.

Да, невнимание милиции и злой азарт простака Коли, превысившего все пределы допустимой скорости движения по городским трассам, привели к печальному финалу.

«Скорая» прибыла на место аварии, когда удручённые ГИБДДшники бродили вокруг погнутого осветительного столба и прилипшей к нему «лады», заглядывали внутрь и неразборчиво бормотали в рации.

— Эй! — воскликнул один. — Это же номер «ж736кх»! На него ориентировка по «Перехвату» была! Но он неправильно ехал — не в ту сторону, что в ориентировке указана!

— Да! — закивали головами озадаченные сослуживцы. — Не в ту сторону поехал! Неправильно! И номер у него роковой: ЖКХ — «жизнь кончишь хреново»!

Действительно, какой жизни можно ждать от ЖКХ.

А через неделю Влекомов вместе с Галкой провожал Любу из Пулково.

Галка, между прочим, за тридцать лет немного поправилась. И это ей шло.

На Влекомова поглядывала, как и прежде — сверху вниз, и он забеспокоился — не ослепит ли её сияние его плеши. Солнечный день в начале декабря — надо же, такое невезение! Влекомов напялил кепку.

— Ну что, господа пенсионеры?! — резким тоном спросила Люба. — Соберётесь навестить бедную вдову на её вилле возле Флоренции? Билеты и пребывание оплачиваю!

— Конечно! — воскликнула Галка. — Вот потеплее станет!

— У нас в Италии в марте уже ваше русское лето! — гордо заявила экс-россиянка.

— Россия велика, если ты забыла! — заметил Влекомов. — И лето на разных широтах разное. Это на весь Апеннинский полуостров единого прогноза погоды достаточно. А у нас — сто вариантов! Так какое наше лето у вас в марте — питерское или сочинское?

— Будьте питерским довольны! — Люба наконец привыкла не именовать Питер Ленинградом. А ведь, будучи ленинградкой, называла город Питером. Уехала — и он стал для неё Ленинградом. Забавно.

— Ладно, давайте прощаться! — вздохнула Люба. — Прощальные поцелуи!

Галка обняла её и, прижав, раскачивалась.

— Ну а ты обнимать не разучился? — спросила Люба, переданная из рук в руки Влекомову.

— Не знаю даже! — ответил он. — Может, и разучился — кандидатуры подходящей не было!

— Врун! Я уезжала — у тебя одно дитя было, а приехала — трое!

— Ты бы дольше каталась — прибавка больше была бы! От скуки нашей жизни!

От нечего делать чего не сделаешь — даже детишек…

— Вы бы перестали обниматься, молодые люди! — изрекла Галка. — Юных развращаете!

— У неё необыкновенная притягательная сила! — оправдался Влекомов. — Никак не оторваться!

— Хватит! — Люба отстранилась. — Смотрите, тут без меня не обнимайтесь!

— Что ты! Как мы без тебя сможем! — заверил Влекомов.

Галка прыснула.

Люба подозрительно посмотрела на них:

— А вы тут, часом, не… Кто отец Любы?

— Чур, не я! — воскликнул Влекомов.

— Куда ему! — подтвердила Галка.

— Спасибо, дорогая! — чмокнул её он.

— О! Чуть не забыл! — Влекомов полез в карман, вытащил бумажник, а из него — листок бумаги. — Вам возвращая миллион, я о любви вас не молю…

— Мог бы и молить! — буркнула она, разворачивая желтоватый лист. — Какой миллион? — И почти без перерыва:

— Сволочь! Сохранил! Бесстыжий!

— За меня больше никто не давал! — признался Влекомов. — Ты одна оценила меня так высоко!

— А другие сколько давали? — деловито уточнила Люба.

Влекомов вздохнул:

— Другим самим требуется, они меня даром не возьмут! Если только с доплатой!

— Бесценный мой! — Люба погладила его по щеке, протянула расписку:

— Держи на память! А то забудешь обо мне!

— Спасибо! Признаюсь, мне жаль было с ней расстаться! Будто я сам миллион отдавал! — признался Влекомов.

— Ты пожалел мне жалкий миллион долларов?! — возмутилась Люба.

— Мы говорим на разных языках! — расстроился Влекомов. — Скажи лучше, твой муж, художник, действительно получил наследство от Матильды Кшесинской?

— Увы, ничего у неё не оказалось, кроме других наследников. Владислав запил.