Азазель

— Я валялась у его ног и кричала, пока он не убрал ногу, после чего вскочила, бросилась к двери и в ужасе выбежала на деревенскую улицу, напуганная и голая. Мои крики разлетались по проулкам, а люди стояли и смотрели. Одна женщина привела меня к себе домой и дала старую рубаху прикрыть наготу. Вечером собрались люди, и этот пришел, пьяный, тряся своими жирными телесами, и заявил, что разводится со мной, потому что я не могу иметь детей! И он выгнал меня из нашего дома. Жить мне было негде, и я отправилась к тетушке в ее старый дом в городе Алеппо, где прожила три последних года. Там я и научилась петь. А когда нам стало совсем невмоготу и я устала от бесконечных домогательств, мы перебрались сюда, чтобы жить здесь вдвоем… Рядом с тобой.

— Утри слезы, Марта, и иди домой, пока не пришли мальчики — они будут уже скоро.

— А ты придешь ко мне, когда освободишься?

— Да, я приду перед закатом, чтобы увидеть тебя возле хижины, и завтра тоже приду. С этой минуты не будет дня, чтобы я не встретился с тобой.

Сам не знаю, как я осмелился произнести последнюю фразу. Марта обрадовалась моим словам, а я был счастлив оттого, что она улыбалась, и взгляд ее просветлел. Она торопливо направилась к выходу, но у дверей задержалась и, обернувшись, сказала:

— Я буду ждать тебя, не опаздывай, Гипа.

Когда она произнесла мое имя, мне показалось, что это говорит ангел, воскресивший меня от смерти в Судный день, чтобы я очнулся ото сна и растворился в Божественном свете. Закрыв лицо прозрачной шелковой вуалью, Марта вернулась на пару шагов и прошептала с тихой укоризной:

— Когда я спрашивала тебя, ты ничего мне не ответил, а когда ты спрашивал меня, я тебе все рассказала.

— Сегодня я поведаю тебе обо всем, что ты захочешь узнать.

Когда Марта вышла из библиотеки, я вскочил, чтобы подсмотреть за ней сначала в извилистую щель в стене, затем — в отверстие между деревянными шкафами, а потом — в мое единственное окно. Я видел, как она идет к монастырским воротам, забирает немного вправо, чтобы спуститься с холма, и мало-помалу исчезает из поля моего зрения. Когда она совсем скрылась, я тоже перестал существовать. Меня стали одолевать немыслимые надежды, пока я не очнулся и не обнаружил, что стою, привалившись к стене, и рассуждаю сам с собой о том, как удержать ее от того, чего она так хочет, и вырвать шипы страсти из своего сердца. Я мечтал скоропостижно умереть в этом состоянии, чтобы покончить со своим замешательством.

Солнце клонилось к закату, я услышал голоса приближающихся мальчиков и приготовился встретить их, рассчитывая не слишком затягивать репетицию.

Когда мы закончили, я объявил, что нынешняя репетиция — последняя и, начиная с завтрашнего дня, мы будем встречаться в церкви по воскресеньям… Все вместе мы спустились к подножию холма.

Марта ожидала меня у дверей хижины. На ней было милое домашнее платье, галабея, какие обычно носят местные женщины, но выглядела она в нем восхитительно. Марта пригласила меня войти в дом, а ее тетушка угостила каким-то прохладительным напитком, теперь уж и не помню из чего. Помню только, что на вкус он был очень хорош. Пока я пил его маленькими глотками, мой взгляд тонул в медовом море колдовских глаз Марты, сидящей передо мной на земле. В верхнем разрезе ее галабеи виднелась ложбинка между грудями, и я не мог оторвать от нее глаз. Марта, заметив мое оцепенение, закрыла разрез руками, не переставая при этом улыбаться и бросать на меня кокетливые взгляды, закусив нижнюю губу.

Я оглядел хижину. Она состояла из единственной комнаты с хлипкими деревянными стенами, к которой примыкало помещение поменьше, без дверей, по-видимому, отхожее место. Перед входом располагался небольшой утрамбованный палисадник, в углу двора находилась недавно сложенная печь, из которой все еще поднимался небольшой дымок. Рядом с ней стоял маленький открытый сарай, сложенный из старого кирпича. Марта наблюдала за мной, довольно улыбаясь, а ее тетушка тем временем достала из печи небольшой горшок, пахнущий ароматной стряпней, и произнесла:

— Пойду отнесу военным.

Марта тотчас встала и, вытащив из угла хижины плетеную корзину из пальмовых листьев, положила в нее источающий вкусные запахи и обернутый в ветошь горшок. Взяв корзину и извинившись передо мной, тетушка вышла. Марта, не дожидаясь вопросов, пояснила:

— Это имперские стражники, которых моя тетушка величает военными… Они вчера договорились, что раз в два дня она будет готовить им горячую пищу и до захода солнца они либо сами будут забирать еду, либо она будет им ее относить. Утром они присылают мясо, зелень и деньги за стряпню, чтобы к вечеру еда была готова…

По словам Марты, пища, которую готовили для стражников на монастырской кухне, была им не по нраву!