С каждым вопросом Круглов становился спокойнее. Настороженность сменилась насмешкой. К моменту, когда Федор объявил перекур и отправил гостей дымить на балкон, Валерий Иванович овладел собой полностью.
— Кто готовил вопросы? — спросил у Осина.
— Я. Вчера весь вечер сочинял, — гордо ответил тот.
— Оно и видно. Детский сад в тылу врага. А наушники у Федора зачем?
— Не хочу посвящать его в наши дела. Я предупредил: информация конфиденциальная, не для чужих ушей, потому он будет лишь приглядывать за техникой, а вопросы сочинять и задавать буду я сам. Я проверил: ему ничего не слышно.
Круглов недоуменно пожал плечами.
— Знаешь, что я терпеть не могу в людях? — поинтересовался с издевкой, на которую только был способен.
— Что? — напрягся Осин.
— Махровый дилетантизм, — припечатал Валерий Иванович.
Осин побледнел от злости.
— Для бывшего уголовника ты изъясняешься слишком изысканно, — попробовал уколоть обидчика.
Круглов, игнорируя подковырку, продолжил.
— Зато рассуждаю просто и доступно. Мы с Федором — профессионалы. Он умеет выведывать тайны. Я хранить. Ты ведешь себя, как любитель. Не обижайся, но вопросы твои были глупые и наивные. Ты выбросил деньги на ветер. И не спорь, — отрезал Валерий Иванович с усталым снисхождением к самоуверенным амбициям собеседника, — портрет и отпечатки — правильное решение. Детектор лжи- глупость. Впредь будь умнее.
В машине Виктор достал портрет Дмитрия, минуту-другую поизучал, потом с раздраженим рубанул:
— Блин, я его не знаю! Что же теперь делать?
Круглов пожал плечами:
— Подчиниться.
Виктор зашелся в крике:
— Бл…! Охренеть можно! Подчиниться и спокойно отдать сто тысяч?!
— Мы это уже обсуждали.
— Твой гениальный план мне тоже выльется в копеечку. Почти тридцать тысяч.
— Это меньше, чем сто.
— Ладно, проехали, — отмахнулся Осин.
Круглов с равнодушным видом уставился в окно. Мелькание людей и машин успокаивало его, отвлекало от грустных мыслей. Лера отказалась уезжать. Поняв, что ее жизни ничего не угрожает; что Круглов боится чьих-то откровений, она заявила: «Нет. Не проси. Не требуй. Я остаюсь». Вчера они не виделись. Сегодня Круглов надеялся тоже избежать встречи. Он решил: постепенно, потихоньку свести отношения к минимуму. Сослаться на занятость, срочные дела и тому подобное. Но благие намерения, как водится, привели не туда куда следует.
Лера позвонила вечером и спросила:
— Ты куда пропал, мой хороший?
— Целый день в бегах. Только что пришел домой, даже не разделся.
— Тогда я быстренько рассажу свои новости и отстану от тебя. Я начинаю пользоваться популярностью. Сегодня ко мне в библиотеке пристал мужик. Представился полковником в отставке. Дал номер телефона, просил звонить. Обещал завтра встретить после работы. Ты от этого меня хотел оградить?
— И от этого тоже, — угрюмо уронил Круглов. — Впрочем, может быть полковник — это и к лучшему. У него, наверняка, высокая пенсия….
— Кроме полковничьей пенсии тебя больше ничего не интересует?
— Нет.
— Жаль. Я надеялась на сцену ревности. — Возмущенно воскликнула Лера. — Круглов, ты меня разочаровываешь.
«Если бы ты знала, какой я на самом деле», — подумал он и вдруг с ужасом обнаружил, что слышит Лерины мысли. Сердитое молчание на другом конце провода звенело напряженным, многозначительно угрожающим набатом, немудрено, что отзвуки его долетали до мозгов Круглова.
«Трус… трус… трус…Предатель…предатель…предатель… Ты не смеешь сомневаться во мне! Не имеешь права предавать меня своей неуверенностью! Ты должен бороться за меня! Обязан сражаться до последней капли крови!»
Разыгравшаяся фантазия тот час нарисовала картинку:
Лера с красной революционной косынкой на русых волосах, в кожанке, перепоясанной ремнями, на трибуне агитирует притихших, ошалевших от обрушившегося энтузиазма угрюмых, слегка пьяных матросов:
— Долой! Вперед! Позор! Да здравствует! — хлестали по глупым рожам пламенные призывы. — Ни шагу назад! Победа или смерть! Вставай проклятьем заклейменный…
— Ты не имеешь права сомневаться, — сообщила Лера глухим от злости голосом.
Круглов зажмурился от переполнявших его чувств и взмолился благодарно:
«Спасибо, тебе Господи…»
Бог услышал его молитву. Явил чудо. Поселил в сердце сероглазой женщины настоящее искреннее чувство. ЛЮБОВЬ. Любовь к нему, Валерке Круглову, непутевому рецидивисту, круглому дураку, пытающемуся предать свою любовь ради своего же спокойствия.
— Я не сомневаюсь в тебе, — пробормотал он.
— Ты сомневаешься в себе…
Точно подмечено. Он сомневался в себе. Он научился у американских киногероев манерам и повадкам сильного и уверенного в себе человека. Но остался внутри ущербным закомплексованным сусликом. Валерий Иванович судорожно вздохнул:
— Прости.
— А девчонки в библиотеке спрашивали где ты, — тот час воспарила духом Лера.
— Да?
К собственному стыду Круглову льстило внимание Лериных сослуживиц. Ему нравилось слыть ухажером. Нравилось быть в центре женского внимания.
— Ты у нас новость номер один. Вчера все обсуждали твою новую куртку. Сегодня — почему я шла домой одна.