Азбука жизни. Вспоминая Советский Союз

По большому счету для тогдашних детей этот фильм, а затем и книга (именно в такой последовательности, хотя роман для детей был опубликован много раньше, в 1928 году) становятся подлинными учебниками жизни. Быть справедливым, сильным, если потребуется — рискованным и дерзким, служить людям, отстаивать справедливость…

С "младых ногтей" мы знали, что даже маленькая группа сильных и смелых, умных и благородных может перевернуть мир. Достаточно только встретиться оружейнику Просперо с гимнастом Тибулом, доктору Гаспару поменять куклу на гимнастку Суок, чтобы им вместе внушить людям веру в самих себя! И когда нам было больно или обидно, мы держались изо всех сил, чтобы не заплакать, повторяя заветное книжное правило: "Люди, представляющие в цирке, не любят слез. Они слишком часто рискуют своей жизнью…"

Как же хотелось тогда нам, детям, испытать и проверить себя в настоящей борьбе, наказать зло своими руками, чтобы у сказки был счастливый конец для всех достойных людей!

В советском цирке, скрытно от посторонних глаз за яркими софитами и блестками мишуры, действительно боролись две яростные силы прошлого и будущего, своего и чужого, глубинного и наносного. Бессмысленного, но полного трюков и спецэффектов шоу, призванного развлекать и ужасать зевак и наполненного духом гуманизма театрализованного представления, пробуждающего в душах восхищение, гордость и сострадание.

Один цирк был перенесен в дореволюционную Россию под западную копирку, жестокости и бездушию которого было посвящено множество горьких строк русских писателей. Чего стоит созданный на реальной истории "Гуттаперчевый мальчик" (1883 год) Григоровича! Второй цирк, солнечный и светлый, родился из ярмарочных представлений, из святочных и масленичных народных гуляний, из потешных карнавалов Петра I, из театрализованных феерий, сопровождающих великие праздники по всей необъятной России!

Не потому ли этот водораздел так остро прошел и проявился именно в клоунаде, искусстве смешить и забавлять людей? Не случайно же говорили: "Посмотри на клоуна и узнаешь, чем дышит вся цирковая труппа".

      Шут был вор: он воровал минуты —
      Грустные минуты, тут и там, —
      Грим, парик, другие атрибуты
      Этот шут дарил другим шутам.

      Ну а он, как будто в воду канув,

      Вдруг при свете, нагло, в две руки
      Крал тоску из внутренних карманов
      Наших душ, одетых в пиджаки.

      Мы потом смеялись обалдело,

      Хлопали, ладони раздробя.
      Он смешного ничего не делал —
      Горе наше брал он на себя…

В советские годы, ввиду отсутствия иных представлений, цирк привлекал к себе все зрительское внимание, изголодавшееся "по ярким краскам и буйному действу". Тогда цирк никого не оставлял равнодушным: его любили или не переносили на дух, им восхищались или пренебрежительно относили к "низкому жанру", именовали искусством или же уничижительно называли зрелищем.

Но ни поклонники, ни критики цирка не задумывались о том, что он вобрал в себя само представление о чудесах, что по сути цирк является настоящим прототипом любого праздника. И все присутствующие в нем атрибуты, номера, сам ход представления как бы составляют разбитую тысячелетнюю копилку развлечений всех времен и народов, только приправленных национальными различиями. Оттого именно цирк в фильме-сказке "Старик Хоттабыч" (1956 год) становится точкой равновесия человеческой цивилизации, где пересекается настоящее с прошлым, чудеса происходят наяву, а невозможное воплощается благодаря ловкости рук, нехитрым приспособлениям и необыкновенному трудолюбию. Вот поэтому цирк и стал для советских детей той самой былью, которая и в будни была неотделима от праздника.

Ч — Чай

Много ли человеку надо для счастья? Разумеется, не для счастья всеобщего, высокоморального, о котором проповедовали русские классики, и чему учил "Моральный кодекс строителя коммунизма" (1961 год). Было бы уместнее спросить даже не счастье состоявшейся, удачно сложившейся жизни, а всего лишь о его маленьких бытовых проявлениях, из которых, собственно, и соткано повседневное полотно нашего бытия. Таких, как чистая, с накрахмаленным бельем, постель, удобная пижама, наброшенный на плечи шерстяной плед, мягкие войлочные тапочки, горячий и крепкий чай в граненом стакане и мельхиоровом подстаканнике, да несколько кусков рафинада…

Вот, каким виделся истинный комфорт и заслуженный покой повидавшему на своем веку старшему поколению. Этот великий бытовой минимализм учил нас, жадную до "сладостей и радостей" малышню, прикоснуться в этом немногом к "стержневым ценностям", ощутить некую правду жизни, которую способны понять только те, кто долгие годы переносил лишения, терпел нужду, страдал…