Азенкур

– Возможно, Господь желал, чтоб участь монахинь стала знаком, – предположил отец Ральф.

– Знаком чего?

– Порочности французов, государь, и правоты ваших притязаний на корону несчастной французской державы.

– Стало быть, мне назначено отомстить за монахинь?

– Это не единственное ваше предназначение, государь, – смиренно ответил отец Ральф. – Однако такой долг возложен на вас в числе прочих.

Генрих, постукивая по столу рукой в латной перчатке, задержал взгляд на Хуке и Мелисанде. Лучник осмелился поднять глаза и, заметив беспокойство на узком лице короля, удивился: он всегда думал, что монархи не снисходят до тревог и не знают сомнений в собственной правоте, однако нынешний король Англии явно мучился необходимостью постичь Божью волю.

– Значит, эти двое, – Генрих кивнул на Ника и Мелисанду, – говорят правду?

– Готов поклясться, государь! – горячо подтвердил отец Ральф.

Король бесстрастно оглядел Мелисанду и перевел холодный взгляд на Хука.

– Почему выжил лишь ты один? – спросил он неожиданно жестко.

– Я молился, государь, – робко ответил лучник.

– Единственный из всех? – резко бросил король.

– Нет, государь.

– И Господь снизошел только до тебя?

– Я молился святому Криспиниану, государь. – Хук помедлил и решительно добавил: – Он со мной говорил.

Вновь повисла тишина. Где-то каркнул ворон, от Тауэрской башни по-прежнему доносился лязг мечей. Король, помолчав, протянул руку в латной перчатке и поддел Хуков подбородок, чтобы заглянуть лучнику в глаза.

– Он с тобой говорил?

Хук замялся, сердце колотилось где-то в горле. И все же он решил не скрывать правду, какой бы странной она ни казалась.

– Со мной говорил святой Криспиниан, государь. Его голос отдавался у меня в голове.

Отец Ральф раскрыл было рот, однако жест королевской руки в латной перчатке заставил его замолчать. Генрих, король Англии, смотрел в глаза Хуку, и у того от страха похолодела спина.

– Здесь слишком жарко, – вдруг произнес король. – Продолжим во дворе.

На мгновение Нику показалось, что Генрих обращается к отцу Ральфу, однако королю нужен был он, Николас Хук, и лучник вслед за своим королем вышел во двор, залитый послеполуденным солнцем. Королевские латы едва слышно терлись о промасленную кожу поддоспешника. Стражи шагнули было к королю, но тот жестом велел им остаться на месте.

– Как Криспиниан с тобой говорил? – спросил Генрих.

Хуку пришлось рассказать про обоих святых: как они явились, как с ним разговаривали, как Криспиниан оказался дружелюбнее… Рассказывать было неловко, однако Генрих отнесся ко всему серьезно. Остановившись, он поднял лицо – Ник был выше его на полголовы, – пытливо взглянул в глаза лучнику и, по-видимому, остался более чем доволен.

– Тебя благословили свыше. Если б со мной говорили святые!.. – задумчиво произнес Генрих и уверенно заключил: – Тебя оставили в живых ради какой-то цели.

– Я всего лишь охотник, государь, – смятенно признался Хук. Он чуть не добавил, что он еще и преступник, однако из осторожности смолчал.

– Ты лучник, – веско произнес король, – и святые говорили с тобой в нашей земле, во Франции. Ты орудие Божье. – (Хук от растерянности не нашелся с ответом.) – Господь даровал мне трон Англии и Франции, – резко продолжал король, – и если на то будет Его воля, французский престол вновь станет нашим. Коль мы решим за него сражаться, мне понадобятся люди, к которым благоволят французские святые. Ты хороший лучник?

– Наверное, государь, – осторожно признал Хук.

– Венабелз! – крикнул король, и винтенар, припадая на раненую ногу, перебежал через двор и упал на колени. – Как он стреляет?

Венабелз ухмыльнулся во весь рот:

– Лучше всех, кого я видел, государь! Лучше того, кто всадил вам стрелу в щеку!

Король от такой дерзости только улыбнулся – винтенара он явно любил – и пальцем в латной перчатке коснулся шрама у носа.

– Окажись выстрел посильнее, был бы у тебя сейчас другой король, Венабелз.

– Значит, в тот день Бог явил нам милость, государь, да будет Он благословен!

– Аминь, – заключил Генрих, с мимолетной улыбкой оборачиваясь к Хуку. – Стрела отскочила от шлема, поэтому ударила не сильно, хотя рана и вышла глубокой.

– А все потому, что забрало не опускаете, государь, – попенял королю Венабелз.

– Воины должны видеть лицо своего принца, – твердо произнес Генрих и вновь посмотрел на Хука. – Мы найдем тебе господина.

– Я объявлен вне закона, мой господин! – выпалил Хук, не в силах дольше скрывать правду. – То есть простите, мой государь.

– Вне закона? – бросил король. – За что?

Хук вновь опустился на колени:

– Ударил священника, государь.

Король молчал, и Хук, ожидая расправы, не смел поднять глаз. К его удивлению, Генрих вдруг усмехнулся:

– Уж если святой Криспиниан простил тебе эту немыслимую вину, то кто я такой, чтобы тебя казнить? А в здешней державе, – голос короля сделался жестче, – любой будет тем, кем я скажу. Стало быть, ты лучник, и мы найдем тебе господина.

Генрих, не проронив больше ни слова, зашагал к своим латникам, и Хук облегченно вздохнул.

Винтенар Венабелз, поднимаясь с колен, поморщился от боли.

– Решил с тобой поболтать, да?

– Да.