Азиатская книга

Когда горожанин-турист вроде меня отправляется в незнакомую страну, он рассчитывает побывать там не только в городе, но и в лесу. Чем глуше, тем лучше. Без леса знакомство с новым местом не будет полным. Город сообщает пришельцу куда меньше, чем принято считать, а лес – куда больше. Но то, что сообщает лес, не считывается на раз, вот в чем беда. Горожанин привык, что неизвестное – это ярмарочный хаос или пыльная лавка древностей, привык рыскать в ожидании неожиданного, но опознаваемого: вот она, волшебная лампа Аладдина, вырезанная из джайпурского розового камня или из синеватого мрамора Фатехпура-Сикри, а рядом – сандаловые палочки для воскурений, молитвенные четки или фиал с волосом пророка. Вот терракотовые диски, шары, бусины, небольшая статуэтка – артефакты эпохи Гуптов. Вот города-крепости раджпутов – Джайпур, Джодхпур, Удайпур; средневековые мандиры и хавели177, в которых до сих пор живут (между резными окнами на верхних этажах протянуты бельевые веревки); узкие улочки, круто поднимающиеся в гору, а затем проваливающиеся в недоступное пространство внутренних двориков; бесконечные лавки, где торгуют сластями, специями, благовониями, кухонной утварью, музыкальными инструментами, миниатюрной живописью. В студии художника подмастерья замешивают краски на верблюжьем жиру, делают кисточки из верблюжьих ресниц, а через дорогу рыжебородый мусульманин торгует сладковатым верблюжьим молоком. Под раскидистой магнолией расположились музыканты. Один играет на таблах, а другой – на инструменте, который состоит из дюжины пиал с водой. Из-за того, что количество воды в пиалах варьируется, получается своеобразный ксилофон (интересно наблюдать, как музыкант настраивает свой инструмент, переливая воду из одной пиалы в другую). Туристы кидают артистам мелочь и спешат в лавку к зюскиндовскому парфюмеру (на визитной карточке написано «Кандидат наук, профессор ароматерапии»). Вниманию посетителей предлагаются шестьсот сортов одеколона и духов кустарного производства. Черный мускус, санталовое масло, розовая эссенция, лотос, мак, шафран… «Вам далеко везти? В Америку?» Для удобства транспортировки профессор заворачивает флаконы с дорогостоящими духами в конспекты собственных лекций. За пределами его лавки воздух напоен куда более сильными и стойкими запахами. По одной из главных улиц проходит религиозная процессия с факелами, опахалами, венками, бубнами, колокольчиками и песнопениями. Они идут к храму Вишну, где священник в белом дхоти178 окуривает бога и прихожан благовониями, мажет охрой межбровье. Там звонят в колокольчики, ударяют в гонги, трубят в морские раковины; в священный огонь бросают кусочки смолистой сосны, коричневый сахар и топленое масло… В это время другая процессия – свадебная – во главе с женихом на белом коне направляется во дворец, где жили двадцать четыре поколения раджей, начиная с Пратапа Сингха. В наши дни наследный принц с семьей занимают всего несколько комнат, остальное же сдают в аренду корпорации отелей «Тадж» (выходит, потомок доблестных Сингхов – нормальный индийский арендодатель). Скоро грянет свадебный салют, заревут ослики в рыжих подпалинах, нарисованных хной, а затем город внезапно опустеет, и только неприкаянная корова останется стоять посреди центральной площади, одиноко мыча и прядая ушами (что там говорил про священную корову Махатма Ганди? «Корова – поэма сострадания»? Кажется, так). Раздолбанная моторикша повезет нас по безлюдным ночным улицам, и водитель – смешливый и жуликоватый парень лет двадцати – включит музыку на полную громкость, будоража чуткую тишину спящего Удайпура. Так нью-йоркские гопники врубают на всю ивановскую свой хип-хоп. Но тут не хип-хоп, а каввали – песенное переложение классической суфийской поэзии под аккомпанемент мриданги179, гармоники и скрипки. Газели Мирзы Галиба из трескучих динамиков моторикши – где еще такое услышишь? Вот гумилевская Индия духа, вотчина просветленных мошенников, полоумных йогинов, факиров, кукольников, заклинателей змей. Все это, будучи известным заранее, тем не менее поражает очевидца, ибо диковинный восточный город в точности соответствует своему изображению в сказках Кришана Чандара или в диснеевском «Аладдине».